Гений такта статья автор. Необыкновенные музыкальные способности
Фразеологический словарь русского литературного языка. - М.: Астрель, АСТ . А. И. Фёдоров . 2008 .
Смотреть что такое "Отдавать дань" в других словарях:
отдавать должное - быть высокого мнения, придавать большое значение, цениться, отдавать справедливость, признавать достоинства, придавать значение, признавать, дорожить, воздавать должное, ценить по достоинству, отдавать дань, признавать заслуги, ценить Словарь… … Словарь синонимов
Кому. ОТДАТЬ ДОЛЖНОЕ кому. То же, что Отдавать дань кому (в 1 м знач.). Надо отдать должное маме: до самого отъезда гостей… она даже взглядом не дала понять, что мной недовольна (В, Аксёнов. Комментарии к детству). И надо отдать должное Варваре:… …
отдавать - голос отдать действие долг отдавать существование / создание, прерывание, решение, компенсация жизнь отдать использование отдавать дань действие отдавать жизнь использование отдавать отчёт действие отдавать предпочтение действие… …
дань - брать дань действие, каузация дань давать действие отдавать дань действие отдать дань действие … Глагольной сочетаемости непредметных имён
дань - и, ж. 1. ист. Подать с населения в древней Руси и некоторых других странах, взимавшаяся князем, военачальником или победителем с побежденного племени, народа. С востока, из за Волги, пришел чужой, иноязычный народ, и ханы его наложили тяжелую… … Малый академический словарь
ДАНЬ - Брать/ взять (собирать/ собрать) дань с кого, с чего. Разг. Шутл. ирон. Заниматься взяточничеством, поборами с кого л. Мокиенко 2003, 22. Отдавать (платить) дань. Разг. 1. кому, чему. Воздавать должное, оценивать в полной мере кого л., что л.… …
Отдавать (платить) дань - Разг. 1. кому, чему. Воздавать должное, оценивать в полной мере кого л., что л. ФСРЯ, 321; Ф 2, 23; АОС, 261. 2. чему. Следовать чему л., поступать в соответствии с чём л. ФСРЯ, 322. 3. кому, чему. Уделять внимание кому л., чему л. ФСРЯ, 322 … Большой словарь русских поговорок
ОТДАВАТЬ ДАНЬ кому, чему. ОТДАТЬ ДАНЬ кому, чему. Книжн. 1. Оценивать кого либо или что либо в полной мере, по достоинству. Как и исстари, писатели тянутся к архаике, к древним словам в первую очередь в силу творческой потребности, отдавая дань… … Фразеологический словарь русского литературного языка
ОТДАВАТЬ ДОЛЖНОЕ кому. ОТДАТЬ ДОЛЖНОЕ кому. То же, что Отдавать дань кому (в 1 м знач.). Надо отдать должное маме: до самого отъезда гостей… она даже взглядом не дала понять, что мной недовольна (В, Аксёнов. Комментарии к детству). И надо отдать… … Фразеологический словарь русского литературного языка
действие - возыметь действие действие действие кончилось действие, субъект, окончание действие направить действие действие начинается действие, субъект, начало действие основано касательство действие производить действие действие происходит … … Глагольной сочетаемости непредметных имён
Гений и злодейство - две вещи несовместные.
0 0
Александр Сергеевич Пушкин
Единственное ограничение, которое налагается на наши способности - это наша неспособность признать собственные неограниченные возможности. Нам необходимо применить усилие для того, чтобы понять, что наши возможности огромны и безграничны. Нам необходим энтузиазм по отношению к делу или нашему занятию. Нам нужны усилия для того, чтобы продолжать даже тогда, когда результаты наших усилий и наши друзья говорят нам о том, что мы должны сдаться. Нам нужны усилия для того, чтобы правильно себя чувствовать по отношению ко всему, что происходит, как к радости, так и к скорби в нашей Жизни. И нам нужны усилия, чтобы научиться любить себя больше, чем всех других, особенно когда мы осознаем, что терпим неудачи, что нас преследуют сомнения и трагедии.
Однако не нужно никаких усилий для того, чтобы смириться с поражением. И не требуется особенных усилий для ленивого созерцания процесса поражения, поражения по отношению к будущему, поражения по отношению к собственной личности, поражения по отношению к настоящему.
Ирония заключается в том, что то единственное, что мы действительно можем контролировать - это наши отношения и чувства. И в то же время большинство из нас проживает всю жизнь, так и не использовав возможности полного контроля над собственными чувствами и отношением к событиям и вещам. Но именно наши отношения определяют наши решения: читать или не читать, пытаться бороться или сдаться. И именно нашим отношением мы или обвиняем самих себя в наших неудачах или обвиняем в собственных неудачах других.
Наши отношения определяют, любим ли мы или ненавидим, говорим ли мы правду или говорим ложь, действуем или сомневаемся, продвигаемся вперед или движемся назад, и нашим собственным отношением мы и только мы действительно решаем - победить или потерпеть неудачу.0 0
Джим Рон
Никто так ярко не горел, как гении в эпоху Ренессанса!
0 0
Леонид С. Сухоруков
Каждый из нас - гений, но не каждый - в своей эпохе.
0 0
Леонид С. Сухоруков
Гений может свободно дышать только в атмосфере свободы.
0 0
Джон Стюарт Милль
Гений заключается в умении выражать банальные вещи оригинальным образом и придавать законченную форму текущей жизни.
0 0
Неизвестный автор ()
Гений имеет свои границы; глупость свободна от подобных ограничений.
0 0
Элберт Грин Хаббард
В гении то прекрасно, что он похож на всех, а на него - никто.
0 0
Оноре де Бальзак
Соревнование производит гениев, а желание прославиться порождает таланты.
0 0
Клод Адриан Гельвеций
Человек, являющийся гением, но о том не ведающий, скорей всего гением не является.
0 0
Станислав Ежи Лец
Какой писатель добровольно откажется от того, чтобы стать гением? Лишь я чуть ли не с самого начала решился на это. Я понял, что мне не хватает элемента занудности.
0 0
Станислав Ежи Лец
ГЕНИЙ - терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении.
0 0
Исаак Ньютон
Я не верю в несостоявшихся гениев. Если ты талантлив, то обязательно добьешься успеха.
0 0
Рената Литвинова
Не было еще ни одного великого ума без примеси безумия.
0 0
Аристотель
Для того, чтобы судить о действительной важности человека, следует предположить, что он умер, и вообразить, какую пустоту оставил бы он после себя: не многие выдержали бы такое испытание.
0 0
Пьер Буаст
Здравый смысл и трудолюбие компенсируют в вас нехватку таланта, тогда как вы можете быть гениальным из гениальных, однако по глупости загубите свою жизнь.
0 0
Джордж Бернард Шоу
Каждый гениален, судя по надгробным речам.
0 0
Юрий Базылев
Вкус - это здравый смысл гения.
И вот они - 150 лет со дня рождения Чехова, и есть в отмечании этого праздника какая-то странная стыдливость. Чехов любил заглядывать в будущее, уверенный, что когда-то, и довольно скоро, все будет совсем иначе. Будет другая, осмысленная, прекрасная жизнь. Все будут трудиться. Каждый станет растить свой сад. Как именно это произойдет, не ясно, но Чехов живет в предощущении конца века, эпохи, России, собственной жизни, - все настолько выродилось, что у мира попросту нет другого выхода, кроме как начаться сначала. А потому все разговоры его героев о будущем необычайно оптимистичны, туманны и уклончивы.
И вот они - 150 лет со дня рождения Чехова, и есть в отмечании этого праздника какая-то странная стыдливость. Негромко все происходит, в полном соответствии с наклеенными на Чехова ярлыками - «гений такта», «мастер полутонов» (что, конечно, неправда - полутона наличествуют у всех крупных художников, а насчет такта у жестокого и холодного Чехова все сложно). Негромкость эта и стыдливость вызвана тем, что перед Чеховым, перед железной его самодисциплиной, непрерывным самообузданием и титаническими задачами, которые он себе ставил, всегда испытываешь определенную неловкость, особенно когда живешь так расслабленно и порочно, бессмысленно и некрасиво, как Россия в ее нынешнем состоянии. А усугубляется этот стыд тем, что очень уж он на нас надеялся. Думаю, не было бы для него большей радости, чем узнать: «Дядя Ваня» спустя сто лет устарел, про что «Три сестры», вообще уже никто не понимает, а «Вишневый сад» имеет для зрителя главным образом историческую ценность. Думаю, Чехов, никогда не придававший себе гипертрофированного значения, искренне чуждый тщеславия, был бы счастлив услышать, что тексты его неактуальны; читать их для эстетического удовольствия можно и должно, но что это за люди, чувства и обстоятельства, приходится разъяснять себе с помощью историков или источников.
Грустно было бы Чехову читать прессу в дни своего юбилея. Патриарх Московский и всея Руси благословляет сборную российских спортсменов перед отлетом сих последних в Ванкувер - вот тебе и «Архиерей». В поселке «Речник», невзирая на мороз, снесли еще четыре дома, и на очереди поселок «Остров фантазий» - «Вишневый сад», только там был топор, а здесь бульдозер… В петербургском метро звучат в качестве объявлений чеховские цитаты, начитанные чиновником министерства культуры, - это уже, конечно, чистый Чехонте. Тятьяна Юмашева в блоге уличает Александра Коржакова в гнусной клевете на свою семью - «Дуэль», да еще и пожестче, нежели у фон Корена с Лаевским. В Театре им. Станиславского раскол из-за выговора, объявленного актеру, который, торопясь на самолет, самовольно сократил спектакль на 40 минут, - то ли «Лебединая песня», то ли сцена из «Чайки»… Жизнь еще гротескней, глупей, пошлей, смешней, трагичней, чем при Чехове, и единственная возможная реакция на нее - вопль «Учителя словесности»: «Нет ничего страшнее, оскорбительнее, тоскливее пошлости!» Но эта пошлость - вокруг, она стала нормальным фоном и условием жизни, ее воздухом. И еще пошлей среди всего этого говорить о будущем, о прекрасных людях, которые станут растить свои сады, потому что главной приметой конца нулевых, приметой замалчиваемой, но оттого еще более мучительной, стало трезвое и всеобщее осознание: будущего не будет. По крайней мере здесь. Любые попытки сломать эту жизнь, нарушить ее код так же самоубийственны, как уход Толстого, столетний юбилей которого будет отмечаться в октябре этого года.
Был великий проект - кровавый, бесчеловечный, но начинающий с нуля, указывающий фантастическую, но осязаемую, достоверную перспективу. Этот проект уничтожил почти все плюсы предыдущего, а минусы его - вроде вечного российского всеобщего бесправия - многократно усилил. Потом отказались и от него, но не потому, что придумали лучшее, а потому, что не потянули; и минусы вновь многократно возросли, а последние плюсы истребились. А веры в возможность другой жизни - веры, без которой Чехова нет, - у нас не осталось вовсе, и это главный итог революции 1917-го и контрреволюции 1991 года. Иначе не будет никогда. Всем запомнить это и молиться об успехе сборной.
Любая наука о человеке так или иначе сталкивается с вечной дискуссией - что важнее в развитии личности: природные качества или воспитание? Сторонники обоих мнений склонны сводить этот спор к однозначным ответам, но, к счастью, недавние исследования показали, что дело обстоит немного иначе. Оказывается, нам вполне по силам самим влиять на то, кем мы станем. T&P перевели отрывок из новой книги известного бизнес-тренера Майлза Дауни «Гений в каждом из нас» об истории возникновения этих точек зрения, секретах гения Моцарта и о том, как гены человека реагируют на его внешнее окружение.
Фрэнсис Гальтон (1822–1911) - английский исследователь, географ, антрополог и психолог, основатель дифференциальной психологии и психометрики, статистик.
Споры о приоритете одного над другим, взаимосвязях и взаимовлияниях природы и воспитания друг на друга начались в середине XIX века с работ Фрэнсиса Гальтона. В упрощенном виде природа - это все врожденные качества личности, ее генетическое наследие, а воспитание - это внешние элементы, социальные и культурные, влияющие на то, каким станет человек: как к нему относятся родители, чему и как его учат в школе и университете, с чем он сталкивается в жизни и как складываются его отношения с окружающими.
Радикалы, стоящие на стороне природы и увлеченные биопсихологией, утверждают, например, что все особенности человеческого поведения, вплоть до мельчайших черт характера, есть не что иное, как результат эволюции. Ничего странного в этой точке зрения нет, особенно если учесть, что один из ее первых и самых ярых поборников, Фрэнсис Гальтон, был двоюродным братом Чарльза Дарвина. По другую же сторону баррикад стоят бихевиористы, убежденные в том, что все поступки человека определяются прежде всего его существованием в социальной среде. Один из наиболее ярких и известных сторонников этой идеи - английский педагог и философ Джон Локк (1632–1704). Изучая личность с самого ее рождения, он пришел к выводу, что сознание ребенка в утробе матери - это tabula rasa, то есть чистый лист, нечто девственное и нетронутое, со временем заполняемое опытом. Эта мысль прямо противоположна той идее, что некоторое знание заложено в нас с рождения - причем самой природой.
Бихевиористский метод кнута и пряника и желание угодить начальству до сих пор остаются главными движущими силами менеджмента
Идея приоритета природы господствовала в обществе вплоть до середины XX века. Чтобы понять почему, достаточно представить себе культурную и социальную атмосферу той эпохи. Идея, что человек сам способен влиять на то, кем он станет в будущем, была слишком революционной, чтобы ее приняли с легкостью. Люди должны были знать свое место в обществе, иначе работяги отказались бы трудиться в полях и на заводах, солдаты - умирать на поле боя, слуги - уважать богатых и власть имущих. Даже во второй половине столетия бихевиористский метод кнута и пряника и желание угодить начальству оставались - и остаются до сих пор - главными движущими силами менеджмента. Мало кто всерьез заботится о создании у сотрудников внутренней мотивации и предоставлении им возможностей для роста.
Правило десяти лет
Настоящий прорыв, наметивший выход из тупика, произошел с появлением работы шведского психолога Андерса Эрикссона и его коллег, озаглавленной как «Роль осознанной практики в достижении выдающихся результатов». В основу исследования лег опыт, полученный ученым в работе над проектом американского университета Карнеги - Меллон, посвященным изучению особенностей памяти. С помощью Уильяма Чейза и некоего анонимного рядового студента Эрикссон провел эксперимент по значительному развитию запоминательных навыков. Результаты показали, что при правильном выборе методики и достаточной интенсивности занятий подопытный способен запомнить и воспроизвести по памяти вплоть до 80 чисел. Биологические характеристики были никак не связаны с этой способностью. Это открытие стало для Эрикссона началом долгого - длиной в 30 лет - пути по продвижению концепции таланта и убеждению в ней многочисленных сомневающихся.
Те, кого раньше считали одаренными, оказались трудягами, главным преимуществом которых была способность упорно и методично заниматься
Позже - в 1991 году, уже в Университете штата Флорида - он провел, пожалуй, самое известное свое исследование. Экспериментальную группу составили студенты скрипичного отделения Берлинской музыкальной академии. Вместе с двумя коллегами Эрикссон попытался определить, какие факторы становятся причинами наивысших достижений в искусстве. Вот в чем заключался эксперимент. Студентов разделили на три группы в соответствии с их квалификацией. В первую группу вошли лучшие из лучших - скрипачи, которым прочили уникальную сольную карьеру и всемирное признание. Во вторую - студенты, чьи способности позволяли им рассчитывать на места в самых известных оркестрах. В третью - потенциальные преподаватели-практики. После долгих и содержательных интервью исследователи нашли то, что искали: оказалось, что самые экстраординарные таланты к своему 20-летию имели за плечами более десяти лет игровой практики - в среднем около 10 тысяч часов упражнений и репетиций. Все без исключения. Вторая группа могла похвастаться 8 тысячами часов, третья - только 4 тысячами (опять же в среднем). Те, кого раньше считали одаренными, оказались трудягами, главным преимуществом которых была способность упорно и методично заниматься.
Подобные исследования предпринимались впоследствии еще не раз: экспериментальные группы составлялись из представителей самых разных сфер человеческой деятельности. Но результаты были неизменны. Благодаря работе Эрикссона в обиход психологов надежно вошло правило десяти лет, или правило 10 тысяч часов. Как сказал в своем интервью BBC британский легкоатлет Мохаммед Фарах, выигравший сразу две золотые медали на Олимпийских играх 2012 года в Лондоне (в том числе и за гонку на 10 тысяч метров), «секрет успеха - в упорном труде и целеустремленности».
Музыкальный гений
В качестве примера личности гениальной и одаренной (то есть такой, которая демонстрирует свой талант с самого раннего детства, становясь все более виртуозной без какой-либо специальной подготовки) очень любят приводить Моцарта. Он не вставал из-за пианино, когда ему было три года, написал свое первое произведение в пять лет и отправился в тур по Европе, когда ему было шесть.
Но смотрите, сколько всего интересного можно узнать, взглянув на его биографию чуть пристальнее. Возьмем для начала его старшую сестру Марию Анну, великолепно игравшую на клавесине благодаря постоянным занятиям с отцом. То есть Моцарт с самого раннего детства слышал музыку и видел людей, беспрестанно практикующихся за музыкальным инструментом. Неудивительно, что однажды он начал повторять за сестрой. Отец Вольфганга Амадея, Леопольд, был видным музыкантом, композитором и преподавателем, причем преподавателем весьма прогрессивным: его методы здорово напоминают метод Судзуки (так кажется не только мне, но и всем, кто интересуется вопросами воспитания). Он занялся музыкальным образованием сына в ту же минуту, как увидел его интерес, и посвятил ему бо́льшую часть своей жизни - с потрясающим результатом. Ничего удивительного, впрочем, в этом результате нет: с таким заделом Моцарту попросту не оставалось ничего иного, кроме как стать гением. И еще одна вещь: некоторые критики утверждают, что ранние произведения Моцарта не так уж и хороши по сравнению с более зрелыми, которые он начал писать с 17 лет, чуть больше чем через десять лет после дебюта.
Чемпион по пинг-понгу
Похожую историю рассказывает Мэттью Сид в своем бестселлере «Прыжок». Он стал лучшим в Британии игроком в пинг-понг в 1995 году, когда ему было 24. История эта примечательна как минимум двумя моментами: тысячами часов тренировок и большим везением. Мэттью рассказывает, что, когда ему было восемь лет (семья жила тогда в Рединге), родители купили стол для пинг-понга и поставили его в гараже. Сами они в эту игру никогда не играли, поэтому ни о какой семейной традиции говорить не приходится. Просто у них был очень большой гараж - по сравнению с соседями, по крайней мере. Первым напарником Мэттью стал его старший брат Эндрю. Они так увлеклись игрой, что не отходили от стола часами, испытывая друг друга, тренируя свои умения и придумывая новые приемы. Все эти факторы, сойдясь в одно время в одном месте, и дали Мэттью возможность тренироваться.
«Даже не отдавая себе в том отчет, мы проводили за столом тысячи и тысячи бесконечно счастливых часов», - пишет он. Удача же пришла в виде учителя местной школы мистера Чартерса, ответственного за внеклассную работу и в том числе - невероятно, но факт - за настольный теннис. А еще он был одним из лучших, если не самым лучшим, английским тренером и в этом качестве заведовал местным пинг-понг-клубом, куда и позвал братьев Сид - играть и тренироваться после школы, по праздникам и выходным. Ребятам повезло родиться на земле, богатой талантами, поэтому тренироваться им довелось не только с местными чемпионами, но и с чемпионами страны и даже мира. Эндрю удалось завоевать три национальных юниорских титула. Мэттью же судьба приготовила кое-что особенное. Случилось так, что именно в это самое время легендарный Чень Синьхуа - пожалуй, лучший игрок в истории пинг-понга - женился на женщине из Йоркшира и переехал в эти края. Он уже было закончил карьеру, но, увидев Мэттью, согласился его тренировать. После этой встречи юноша долгие годы оставался номером один в Англии, трижды становился чемпионом Содружества и дважды - олимпийским чемпионом. По его собственному признанию, родись он просто на другой улице, ничего этого бы не произошло. Нас, впрочем, интересует не столько удача, сколько долгие годы упорных тренировок - как основной компонент будущего успеха.
Гены и среда
Впрочем, вы, наверное, уже догадались, что в противостоянии природы и воспитания не все так просто. Первой тучкой, затмившей восходящее солнце сторонников воспитания, стали сомнения в справедливости правила десяти лет. Оказалось, что кому-то достаточно 4 тысяч часов, а кому-то не хватало и 22 тысяч. Таких примеров набиралось все больше и больше, и в конце концов исключения начали опровергать правило. Выяснилось, что, если взять двух человек, один из которых имеет явные способности к тому или иному роду деятельности, а другой - нет, и обучать их по одной и той же программе, первый будет прогрессировать значительно быстрее второго. Значит, дело не только в практике.
Дальше все запутывается еще больше - вплоть до того, что, на первый взгляд, некоторые тезисы даже противоречат друг другу. Стефан Хольм - шведский атлет, прыгун в высоту - потратил долгие годы на изнурительные тренировки, желая довести свою технику до совершенства. Несмотря на крупное для выбранного вида спорта телосложение, Стефан - яркий пример правила десяти лет: в 2004 году он стал золотым призером Олимпийских игр. Значит, именно воспитание является ключом к успеху? Так, да не так. Чем, скажем, объяснить феномен Дональда Томаса, игрока баскетбольной команды Линденвудского университета, который, не имея ни должной экипировки, ни сколь-нибудь значительной подготовки, легко преодолел планку в 2 метра 21 сантиметр, причем совершенно неожиданно для самого себя? В том же году его пригласили в сборную Багамских островов, а в 2007 году на чемпионате мира он опередил Стефана Хольма в битве за первое место. Секрет успеха Дональда заключался в аномальной длине ахилловых сухожилий, благодаря чему он прыгал словно на рессорах: сами связки толкали тело вверх. Его история - явный аргумент в пользу превосходства природы. Оба атлета были ярчайшими фигурами своего времени, достигшими вершины спортивного Олимпа. Но вот добирались они туда разными тропами.
Читая это, вы, должно быть, думаете, что эти две судьбы - наглядный пример старого как мир противостояния «природа или воспитание», даже в каком-то смысле его кульминация. Но все не совсем так. Союз «или» означает, что мы должны выбрать что-то одно, оставить оба варианта мы не имеем права. Те, кто верит в природу, считают гены своего рода проектом, по которому потом строится личность. Сторонники воспитания, напротив, отрицают существование какой бы то ни было генетической предрасположенности. Но ни те ни другие почему-то не учитывают тот факт, что гены сами по себе умеют реагировать на окружение.
Вот что пишут в одной из статей проекта Enabling Genius Лино Пасо Пампильон и Тамара Кутрин Мильян:
После окончания проекта «Геном человека» в 2003 году ученые поняли, что у человека около 20 500 генов (примерно столько же, сколько у мыши) и что геном - лишь небольшая составляющая эволюционирующей личности. Куда более важную роль играют вторичные, эпигенетические факторы. Эпигенетика связана с химическими изменениями, напрямую влияющими на последовательность ДНК. По сути она определяет, как реагируют гены на конкретное окружение. Исследователи часто сравнивают генетику с клавиатурой пианино: мелодия, которая получится в результате, зависит от того, на какие клавиши и как именно мы нажимаем. Кто-то услышит концерт Моцарта, кто-то - нестройные гаммы недавно начавшего учиться играть соседа.
Поток
Не могу закончить эту главу, не рассказав вам еще об одном аспекте высших достижений, который в настоящий момент исследуется крайне активно, - так называемом потоке. Поток - это особое состояние психики, отличающееся от фиксированной генетической установки тем, что его можно включать и выключать. Много лет назад моя жена Джо в качестве подарка на день рождения оплатила мне курсы по управлению планером. С летательными аппаратами я был немного знаком, потому что в детстве часто летал с отцом: он был лицензированным пилотом и состоял в небольшом любительском клубе, располагавшемся на задворках дублинского аэропорта. Впервые он поднялся в небо в 20 с небольшим: во время Второй мировой войны ему довелось пилотировать «Спитфайры» и «Харрикейны» - машины легендарные и во всех отношениях необыкновенные.
Однажды его сбили в небе над Нормандией, и он спасся лишь чудом, выбравшись из горящего самолета буквально в последний момент. Небо было у него в крови, и каждый полет он воспринимал как событие особенное и крайне важное. Думаю, это передалось по наследству, поэтому подарок Джо вызвал во мне целую бурю эмоций. Полеты на планерах сильно отличаются от полетов на самолетах - хотя бы тем, что в случае ошибки у пилота нет двигателя, с помощью которого эту ошибку можно было бы исправить. Чуть ослабите внимание - и вот аппарат уже отклонился от нужного курса и стремительно теряет высоту. Отвлечетесь сильнее - и без парашюта уже не обойтись. Инструктор учил меня на ходу - прямо во время учебных полетов, открывая рот только тогда, когда это было действительно нужно, ведь благодаря отцу опыт пилотирования у меня уже был. И тем не менее каждый раз, слыша голос инструктора, я отвлекался. И вот в один прекрасный день - мы как раз отрабатывали разворот и заход на посадку - он вдруг понял это и бросил фразу на середине: «Да, *** [блин], просто лети!» И я полетел. Он меня освободил. Полностью отдал мне контроль. Я был максимально сконцентрирован и при этом расслаблен, стал одним целым со своим планером. И входя в поворот, практически не потерял высоты. Это и есть состояние потока. Момент, когда гениальность достигает своего пика.
Термин «поток» был впервые предложен американским ученым Михаем Чиксентмихайи в книге «Поток: Психология оптимального переживания», вышедшей в 1990 году, когда он возглавлял кафедру психологии Чикагского университета. Вот как он описывает поток: «Быть полностью вовлеченным в деятельность ради нее самой. Эго отпадает. Время летит. Каждое действие, движение, мысль следует из предыдущей, словно играешь джаз. Все твое существо вовлечено, и ты применяешь свои умения на пределе». Именно использование всех своих умений на пределе и делает состояние потока столь важным в деле достижения наивысших результатов».
Нам по силам влиять на то, кем мы станем. Каждый момент нашей жизни, каждый поступок в той или иной степени управляется сознанием - и поток здесь ни при чем, потому что включить этот режим может каждый. В «уравнении гениальности» как минимум три переменные: наше генетическое наследие, окружающая нас среда и состояние психики. Две из них мы вполне можем определять сами, так что оправдание вроде «Я такой, какой я есть» - не более чем пошлый софизм.
От редакции. Этот материал мы получили по почте со следующим сопроводительным письмом: «Уважаемая редакция! На сайте НЦПЗ РАМН висит безграмотная статья Бологова "Психастенический мир Чехова ", которая рядит русского гения в психопаты. Псевдопсихиатрические измышления я раскритиковал, отослал в редакцию НЦПЗ РАМН. Никто со мной не спорит, ибо есть общеизвестные психиатрические истины, критерии, которые автор статьи нарушил, но психиатрическую клевету на Чехова не убирают. Считаю, что это и есть один из способов очернения Русского мира и его гениев. Отсылаю свою статью. Написана языком понятным и не профессионалам».
Трудно сказать, кто в Чехове был выше: человек или художник. Его светлая личность представляла совершеннейшее гармоническое целое, в котором человека нельзя отделить от художника, а художника от человека.
Плотов М.Е. Большое сердце
На сайте Научного центра психического здоровья Российской Академии медицинских наук (НЦПЗ РАМН) в разделе «Болезнь и творчество» среди работ Сикорского, Ломброзо, Ясперса, Фрейда, как равная, размещена статья П. Бологова «Психастенический мир Чехова» (http://www.psychiatry.ru/stat/152). Читаю, и на втором абзаце - не верю своим глазам!
Автор пишет, что в начале 1890-х годов Чехов «познакомился и сблизился с выдающимся русским психиатром В.И. Яковенко» и что «собратья-врачи шокировали гуманитарную общественность тем, что самому Чехову-человеку поставили диагноз... психастенический психопат». Кто эти «собратья-врачи» автор не сообщает, но, поставив два предложения рядом, создаёт у читателя впечатление, что Яковенко «поучаствовал».
Этот кульбит привлёк моё внимание, и я прочёл письма Чехова к Яковенко. Мелихово расположено в 18 км от села Покровское-Мещерское, где находилось земское психиатрическое заведение, директором которого был Яковенко. Чехов написал Яковенко 7 деловых писем с просьбами о госпитализации больных, о трудоустройстве студента-медика, избравшего психиатрию, и просил у Яковенко совета по амбулаторному лечению его бывшего пациента. И всё!
Считая Чехова наиболее гармоничной личностью среди великих русских писателей, я начал искать критерии, на основании которых анонимные братья-каины выставили диагноз брату Авелю. Увы, ни о каких критериях П. Бологов не упоминает! Ни о тех, что были в конце 19 начале 20 веков, ни о критериях Ганнушкина-Кербикова, ни о диагностических указаниях МКБ-10! Он пишет, что Чехов сам «чётко определил своё психическое состояние, как «переходное», что в современном клиническом понимании соответствует «пограничному расстройству личности». Где Чехов об этом писал, и какими критериями руководствовался, занимаясь самооценкой, неизвестно. Если Бологов считает, что у Чехова имелось «пограничное расстройство личности» в современном психоаналитическом понимании, то ему следовало бы указать, какими примитивными защитами Чехов пользовался, в чём проявлялась диффузная идентичность его личности, какие трудности с тестированием реальности он испытывал (1). Но Бологов даже терминов таких не упоминает! Разговор же об особенностях личностной организации Чехова без ссылок на структурные критерии - лишён психоаналитического содержания!
Общепризнанные требования к постановке диагноза «расстройство личности или психопатия» проигнорированы, но у собратьев-врачей, оказывается, «есть мнение»! Вред, который авторитету психиатрии и науке наносят псевдонаучными мнениями анонимные «собратья-врачи» - огромен. Одно дело - превратить посмертные судебно-психиатрические экспертизы (СПЭ) из инструмента поиска истины в инструмент сословного заработка и продавать населению «мнения экспертов», на пушечный выстрел не подпуская к ним критику коллег. Другое дело - под крышей РАМН повесить статью о Чехове-психопате! В первом случае - посмертной психиатрической клеветой возмущаются единицы, во втором - миллионы. В первом случае судебные психиатры, объявляя общих психиатров не компетентными, показывают им языки из-за спин судей, во втором - за спины судей не спрячешься, ибо «посмертную СПЭ Чехова» оценивают коллеги, которые помнят о презумпции психического здоровья, знают общепризнанные критерии диагностики психопатии и судят о компетентности не по формальным признакам, как судьи.
Поищем у «психастенического психопата» Чехова «крайнюю нерешительность, боязливость, постоянную наклонность к сомнениям», трудность выбора и «неумение обходиться без посторонней помощи». «Вечные сомнения и контроль самого себя делают работу психастеника медленной и мучительной», - пишет Ганнушкин и добавляет, - «Психастеник всегда не энергичен, не активен, бездеятелен, это - не человек дела, а мечтатель и фантазёр» (2). Личко считает, что требования к чувству ответственности (первые классы школы, экзамены) представляют один их самых чувствительных ударов для психастенического характера. Он же пишет, что психастеники склонны к развитию невроза навязчивых состояний и, ссылаясь на (Janet, 1903), утверждает, что «наибольшего расцвета психастения достигает в возрасте 20-40 лет» (3).
Попробуем найти у Чехова указанные классиками психиатрии черты психастении. Наложила ли она на его личность «свой властный отпечаток»? Оставались ли эти черты стабильны в течение его жизни? И - самое главное! - были ли они выражены до степени, нарушающей адаптацию? Тотальность, стабильность и дезадаптация являются «составом психопатии», триадой Ганнушкина. Без любого названного критерия «состав психопатии» распадается.
Я не отрицаю наличие у Чехова психастенических черт в той мере, в которой они присущи психически здоровой личности, но меня возмущает пустая посмертная болтовня о психопатии (а, значит, и о дезадаптации!) одного из самых успешных, всемирно известных русских писателей!
Я не ставлю точку только потому, чтобы показать всю абсурдность, профессиональную безграмотность возведённой на Чехова психиатрической клеветы. Кому и зачем нужно вырядить в психопаты русского гения, о котором современники говорили: «Нормальный человек и нормальный прекрасный писатель»? Далее Бунин приводит слова Зинаиды Гиппиус: «слово «нормальный» - точно для Чехова придумано. У него и наружность «нормальная» (...) Нормальный провинциальный доктор (...) Имел тонкую наблюдательность в своём пределе - и грубоватые манеры, что тоже было нормально. Даже болезнь его была какая-то «нормальная»... и никто себе не представит, чтобы Чехов, как Достоевский или князь Мышкин, повалился перед невестой в припадке «священной» эпилепсии, опрокинув дорогую вазу». И далее Гиппиус: «Чехов, уже по самой цельности своей, - человек замечательный. Он, конечно, близок и нужен душам, тяготеющим к «норме», и к статике, но бессловесным» (4).
Для Гиппиус слово «нормальный» было синонимом «бездарный», а Чехов - бесспорным талантом и столь же бесспорной для современников нормальностью - разрушал её стихийное ломброзианство. Она рада была бы найти в Чехове что-то «болезненное», но, увы.
Сведениями о поведении Антоши в первых классах я не располагаю, зато имею обширные, документально подтверждённые данные о поведении Антона в подростковом возрасте.
Александр Чехов в 1875 г. обиделся на отца за то, что он читал его письма другим родственникам, и решил прекратить с ним переписку, но потом передумал: «тёплое и задушевное письмо Антона заставило меня изменить своему слову и решению и написать вам (...) спасибо большое Антону. Его письма услаждают нас» (5).
Курт Шнайдер называл психопатами людей, «которые сами страдают от своей ненормальности или от ненормальности которых страдает общество» (6).
С пятнадцатилетнего подростка, который одним письмом помирил двадцатилетнего брата с пятидесятилетним отцом, Шнайдер подозрение в психопатии мигом бы снял: авторитет, которым пользуется в семье пятнадцатилетний юноша, исключает несостоятельность его психики!
В шестнадцать лет Чехов вместе с пятнадцатилетним братом Иваном остался в Таганроге, а родители с младшими братьями переехали в Москву. Посмотрим, как юный Чехов, оставшись старшим, справился с «требованиями к чувству ответственности». Эти моменты, по мнению Личко, декомпенсируют психастеников.
В начале мая 1876 г. отец пишет сыну: «Спасибо тебе, Антоша, за... то, что ты хозяйничаешь в доме и ходишь за долгами... и за то, что продал пол-гнезда. Для меня приятно, что ты ещё третий урок нашёл» (5).
В следующем месяце: «Рассуждения твои весьма меня утешают. Если бы такие соображения, в отношении нашего настоящего положения, были и во всех твоих братьях...» (5).
А вот что родители пишут несовершеннолетним сыновьям в августе 1876 г.: «Вы пишете, что у вас денег нет, а мы писали, чтобы выслать нам денег в Москву, пока определюся к месту (...) постарайся что-нибудь продать и нам денег вышли» (5).
В ноябре 1876 г. мать пишет сыну: «Мы от тебя получили 2 письма наполнены шутками, а у нас в то время только было 4 коп. и на хлеб и на светло. Ждали мы от тебя, не пришлёшь ли денег (...) ты ещё не написал, скоро ли пришлёшь наше имущество, беда да и только... Антоша, ты не ссорься с кухаркой, они все одинаковы, ты её уважай и она будет добра» (5).
Михаил Чехов (младший брат Антона) вспоминал: «Он распродавал те немногие вещи, которые оставались ещё в Таганроге после отъезда матери, - разные банки и кастрюльки, - и высылал за них кое-какие крохи, и вёл по этому поводу с матерью переписку. Не признававшая никаких знаков препинания, мать писала ему письма, начинавшиеся так: «Антоша в кладовой на полке...» и т. д., и он вышучивал её, что по розыскам никакого Антоши в кладовой на полке не оказалось» (5).
Закончу рассказ о Чехове-подростке январским 1877 г. письмом родителей: «Деньги двенадцать рублей серебром мы от тебя получили, очень мало (...) Мамаша ждала от тебя 20 рублей. Как услыхала, что прислано 12 рублей, залилась горькими слезами» (5).
Представляю взгляд, каким бы посмотрел Личко на студента, который заикнулся бы о психопатии у человека, с 16 лет содержащего родителей! И долги он с должников собирал, и «гнездо» распродавал, и уроки давал, и на несправедливые упрёки родителей - шутил!
Чехов до самой смерти содержал семью, оплачивал долги братьев и работал, работал, работал, несмотря на туберкулёз лёгких и кишечника, от которого умер в сорок четыре года, написав 30 томов сочинений и писем. Бунин пишет: «...были затронуты любимые темы Чехова - о том, что надо работать «не покладая рук» и быть в работе до аскетизма правдивым и простым...» (4).
Даже Винни-Пух сказал бы: «Это какой-то неправильный психопат!»
Но допустим, что «психастения» у Чехова в подростковом возрасте не «расцвела». Посмотрим на него в возрасте 23 лет.
Студенты 5 курса медицинского факультета Московского университета сдавали в 1883 году повторно все экзамены и зачёты, которые уже сдали ранее на 1-5 курсах. Всё заново! Количество доходило до 75. Чехов последний экзамен сдал 20 декабря (5)!
Кроме того, Чехов в 1883 году опубликовал (из дошедших до нас) 107 рассказов и юморесок. Это 301 страница 2 тома его ПСС! Среди них «Смерть чиновника», «Дочь Альбиона», «Шведская спичка», «Толстый и тонкий» и т. д. Я не о качестве - хотя многое из написанного в 1883 г. переведено на иностранные языки при жизни Чехова и по сей день считается мировыми шедеврами - я о количестве!
Итого: в 1883 году Чехов сдал 75 экзаменов и зачётов, написал 107 рассказов и юморесок (по 8-10 в месяц), принимал решения, в какую газету или журнал их отослать (в 7-ми изданиях работал!), бегал по редакциям и к поездам, отсылая рассказы, ездил на почту, получая гонорары, давал советы братьям, был в семье добытчиком, третейским судьёй и миротворцем.
Если это проявление «бездеятельности», «нерешительности», то, что же тогда «деятельность» и «решительность»?
Трудоспособность или стеничность, целеустремлённость Чехова, уже больного туберкулёзом, удивляет. Бунина поражало, «как он моложе тридцати лет мог написать «Скучную историю», «Княгиню», «На пути», «Холодную кровь», «Тину», «Хористку», «Тиф»... Кроме художественного таланта, изумляет во всех этих рассказах знание жизни, глубокое проникновение в человеческую душу в такие молодые годы» (4). Психиатр же должен видеть за разнообразием нарисованных жизненных картин разнообразие сценариев поведения, доступных пониманию Чехова, имеющихся в его потенциале. Как это отличается от сценарной узости, зашоренности, негибкости психопата, всю жизнь наступающего на одни и те же грабли!
Готовясь к поездке на Сахалин, Чехов уехал в Петербург, чтоб изучить литературу о Сахалине и «в один месяц сделал столько, сколько не сделать моим молодым друзьям в целый год» (7). Благодаря его поездке, на Сахалине было открыто несколько детских приютов. Чехов в поездке мёрз, мок и «голодал, как собака. Набивал себе брюхо хлебом, чтобы не мечтать о тюрбо, спарже и проч. Даже о гречневой каше мечтал. По целым часам мечтал» (7). Это из письма к А.С. Суворину от 20 мая 1890 года, а брату Александру он писал 5 июня 1890 г.: «Воевал с разливами рек, с холодом, с невылазной грязью, с голодухой, с желанием спать... Такие ощущения, которые в Москве и за миллион не испытаешь. Тебе бы надо в Сибирь! Попроси прокуроров, чтобы тебя сюда выслали» (7). Не психиатрам поясняю, что голод, холод, бессонница, тяжёлая физическая работа - это астенизирующие факторы, которых психастеники избегают и по поводу которых не шутят. А больной туберкулёзом Чехов мёрзнет, голодает, шутит, наслаждается природой и пишет «я доволен и благодарю бога, что он дал мне силу и возможность пустится в это путешествие» (письмо Н.А.Лейкину от 5 июня 1890 г.) (7).
Возможно, доктор Чехов, никогда не бравший взяток, кажется меркантильно ориентированному психиатру - «психопатом». Такой психиатр с удивлением читает письмо Чехова к А.С. Суворину от 23 декабря 1888 г. о том, как Чехов, живущий с литературных заработков, сел писать сказку, но «явилась баба и потащила меня... к поэту Пальмину, который в пьяном образе упал и расшиб себе лоб до кости. Возился с ним, с пьяным, часа полтора-два, утомился, провонял иодоформом, озлился и вернулся домой утомлённым» (8). А, значит, ничего не написал и не заработал! В этом же письме Чехов пишет о том, что тратится на извозчиков ради больных, которые не дают ему ни гроша! Возврат же двух тысяч рублей (большая сумма), которые, по просьбе Левитана, без векселя прислал Чехову (подарил) миллионер С.Т. Морозов, в наш век кажется верхом безумия (9). Поездку же Чехова на Сахалин (а не в Париж!) за свой счёт и бесплатную работу там и тогда не все понимали.
Чехов в письме к А.С. Суворину от 9 марта 1890 г. так объяснил причину: «К тому же, полагаю, поездка - это непрерывный полугодовой труд, физический и умственный, а для меня это необходимо, так как я хохол и стал уже лениться. Надо себя дрессировать. Пусть поездка моя пустяк, упрямство, блажь, но подумайте и скажите, что я потеряю, если поеду? Время? Деньги? Буду испытывать лишения? Время моё ничего не стоит, денег у меня всё равно никогда не бывает, что же касается лишений, то на лошадях я буду ехать 25-30 дней, не больше, всё же остальное время просижу на палубе парохода или в комнате и буду непрерывно бомбардировать Вас письмами. Пусть поездка не даст мне ровно ничего, но неужели всё-таки за всю поездку не случится таких 2-3 дней, о которых я всю жизнь буду вспоминать с восторгом или с горечью? И т. д. и т. д. Так-то, государь мой. Всё это неубедительно, но ведь и Вы пишете столь же неубедительно» (7).
Подчёркиваю: ни общество, ни сам Чехов от «ненормальности» его не страдали. Как все гении, Чехов отдавал окружающим больше, чем получал, «но никто и никогда не слыхал от него сетований на судьбу...» (4).
От писем Чехова перейдём к воспоминаниям современников о нём. Ни один из них не описывает Чехова аномальной личностью (10)!
Учитель Плотов М.Е., сосед Чехова по Мелихову, считает его светлой, гармоничной личностью и обосновывает своё мнение примерами (10).
Профессор Г.И. Россолимо, однокурсник и друг Чехова, один из организаторов Общества невропатологов и психиатров, основатель и редактор журнала «Неврология и психиатрия», знавший Чехова лет двадцать, пишет: «К товарищам у него наблюдалось отношение в высокой степени симпатичное, крайняя благожелательность к курсовым товарищам: раз сойдясь и подружившись, он сближался всё более и более и был в чувствах своих неизменно прочен и отвечали ему друзья тем же....товарищеское чувство у него распространялось далеко за пределы кружка земляков и друзей». Своё мнение о Чехове Россолимо подтверждает рассказом о том, как через шестнадцать лет после окончания курса заболел душевным заболеванием однокурсник Чехова, с которым он не был даже знаком. Узнав стороной, что семья однокурсника осталась без средств, Чехов отослал им деньги. «Стоит ли говорить, что я в течение многих лет при всех встречах его с гимназическими товарищами только и видел с их стороны самое трогательное к нему внимание и любовь», - пишет Григорий Иванович (10).
Замечу, что Россолимо 21 июля 1910 года выставил Софье Андреевне Толстой диагноз: «Дегенеративная двойная конституция: паранойяльная и истерическая, с преобладанием первой. В данный момент эпизодическое обострение» (11). То есть, личностные особенности пациентов, даже сиятельных, Россолимо оценивал. Поэтому его воспоминания о Чехове можно читать и как диагностический вывод.
Бунин сблизился с Чеховым и его семьёй в 1899 году. Жил в ялтинском доме с матерью и сестрой Чехова даже в отсутствии хозяина. Мать Чехова много рассказывала об Антоше Бунину. Он пишет: «Чтобы эта сложная и глубокая душа стала ясна, нужно, чтобы какой-нибудь очень большой и очень разносторонний человек написал книгу жизни и творчества этого «несравненного», по выражению Толстого, художника. Я же всей душой свидетельствую пока одно: это был человек редкого душевного благородства, воспитанности и изящества в самом лучшем значении этих слов, мягкости и деликатности при необыкновенной искренности и простоте, чуткости и нежности при редкой правдивости.
Быть правдивым и естественным, оставаясь в то же время пленительным, - это значит быть необыкновенной по красоте, цельности и силе натурой. И так часто говорил я здесь о спокойствии Чехова именно потому, что его спокойствие кажется мне свидетельствующим о редкой силе его натуры» (4).
Увы, когда не большой и не разносторонний человек, ушибленный психиатрическими знаниями, пишет статью о Чехове, то образ слепца, держащего слона за хвост, возникает невольно.
Бунин, почти пятьдесят лет вспоминавший Чехова, привёл множество деталей о нём, но так и не закончил свои воспоминания. Горький «в противовес пошлости надмогильных языкоблудов» старался «показать Чехова без фольги - чистого, ясного, милого, умного» (4).
Григорович сказал о малодаровитом писателе, которого сравнивали с Чеховым:
Да он недостоин поцеловать след той блохи, которая укусит Чехова (10).
О Бологове и НЦПЗ РАМН, которые разместили статью о Чехове с диагностическими выводами, которые не отвечают требованиям к студенческой истории болезни, он бы сказал грубее и сильнее. Научные и нравственные основания для этого есть.
Непонимание личности Чехова и непонимание реалий конца 19 века в статье Бологова - вопиющее. Под стать нелепой диагностике! Описанную им «жизнь Чехова в нескольких словах», я бы назвал: «Жизнь Чехова глазами депрессивного больного». Случайно или умышленно так вышло, но статья Бологова - яркий пример «селективного внимания к негативной информации и отсев позитивной» (12).
Если сравнить нижеприведённый абзац с реальной жизнью Чехова, то когнитивные искажения по Беку - драматизация, дискредитация позитивных моментов, эмоциональная аргументация, навешивание ярлыков, ментальный фильтр, туннельное зрение (12) - заметит даже не психиатр.
Бологов пишет о жизни Чехова: «глушь южной России, город Таганрог, отец - владелец лавочки, убеждённый в нескольких несложных вещах: надо бояться Бога, семью содержать в строгости, детей пороть; братья (двое впоследствии станут хроническими алкоголиками), сестра, мать, убожество провинциального мещанства, среднее учебное заведение, уроки в старших классах, отъезд в Москву, университет, бедность, короткие юмористические рассказы в плохих журналах, докторских диплом, потом литературная известность и материальная обеспеченность, короткий расцвет, поездка на Сахалин, затем начало болезни, Мелихово, Ялта, медленное умирание, женитьба на О.Л. Книппер за четыре года до кончины, Германия, Баденвейлер, «Ich Sterbe», смерть».
В реальности жизнь Чехова была ярче, успешнее, завиднее многих! Почти 20 лет (пол сознательной жизни) славы. Уже в двадцать три года Лесков его «помазал, как Самуил Давида» (4), а в двадцать шесть - Григорович, однокашник и приятель Достоевского, написал: «...у Вас настоящий талант, - талант, выдвигающий Вас далеко из круга литераторов нового поколения» (9). Дальше: Пушкинская премия, избрание в почётные академики, уважение и любовь мастеров русской и мировой культуры. Ставя Чайковского на второе место после Толстого, Чехов получает от него в двадцать девять лет фотографию с надписью: «А.П. Чехову от пламенного почитателя» (13). В ответ пишет: «Посылаю Вам и фотографию, и книги, и послал бы даже солнце, если бы оно принадлежало мне» (13). Любя и уважая Толстого, ставя его на недосягаемую высоту, он получает 30 марта 1899 г. от дочери Толстого, графини Татьяны Львовны письмо со словами: «Ваша «Душечка» - прелесть! Отец её читал четыре вечера подряд вслух и говорит, что поумнел от этой вещи». Ни от моих, ни от ваших, дорогой читатель, «плодов ума» гений мировой литературы, Лев Николаевич Толстой, не умнел. Мало кто, из современников Чехова, мог похвастаться таким письмом. Толстовское - «Чехов - это Пушкин в прозе» - знают даже школьники.
«Боже мой! Целая минута блаженства! Да разве этого мало хоть бы и на всю жизнь человеческую?..» - воскликнет, глядя на славу Чехова, иной графоман и плагиатор.
«Глушь южной России - какая-то неправильная глушь!» - скажет наивный и бескорыстный Винни-Пух.
Таганрогский мещанин Антон Чехов решал, в какой университет ему поступать - Цюрихский или Московский. Брат Александр советовал в Московский потому, что лекции там читают на русском языке, а не на немецком (5). В 1879 году Таганрогская городская дума: «... учредила 10 стипендий для воспитания молодых людей в высших учебных заведениях. По постановлению особой комиссии на одну из этих стипендий избран стипендиатом студент Московского университета Антон Чехов. Препровождая при этом сто рублей, следующие за треть с 1 августа по 1 декабря, Городская управа имеет честь покорнейше просить Вас, милостивый государь, выдать их студенту Антону Чехову» (5). Это письмо в ректорат. Кухарка в то время получала 5 рублей в месяц, а студент Чехов - 25, как городовой.
Семью Чехова Бологов представил, как сборище провинциальных дегенератов: примитивность, «порка», «алкоголизм», «убожество».
У Чехова было четыре брата и сестра. Александр, Михаил и Мария получили в Москве высшее образование. Николай не окончил Училище живописи, ваяния и зодчества, но работал художником, Иван - учителем. Михаил Чехов, сын брата Александра («хронического алкоголика»), стал «русским и американским драматическим актёром, талантливым режиссёром и педагогом» (Википедия).
Фраза Бологова - «короткие юмористические рассказы в плохих журналах» - опять искажает реальность! Да, Чехов писал короткие рассказы, но в столичных журналах! Назвать плохими «Осколки» и «Будильник» можно, но из этих «плохих русских журналов» рассказы Чехова мгновенно выуживались, переводились и перепечатывались в «хороших европейских»! Да, Чехову советовали засесть за повесть или роман, но он вывел короткий рассказ, «сто строчный пустячок» на уровень мировых шедевров!
Статья Бологова - кривое зеркало, в котором отразились фрагменты жизни Чехова. Например, ложь о «частых чеховских упоминаниях в письмах о своём здоровье, а точнее, нездоровье», которые, по мнению Бологова, «оказываются свидетельствами типичных для психастении ипохондрических и соматовегетативных расстройств, появившихся у Чехова задолго до чахотки».
Бунин, знавший Чехова, спрашивает: «Кто, например, слышал от него жалобы?» Ипохондрики постоянно жалуются и обследуются. Россолимо написал об отношении Чехова к своей болезни: «...относился к ней крайне легкомысленно, чтобы не сказать больше, и различные проявления её старался объяснить по-своему» (10). Внутренняя картина болезни у Чехова была гармоническая с элементами отрицания болезни и бегства в работу. Это он подтвердил поездкой на Сахалин, а не по клиникам Европы! Вторя словам Россолимо, Бунин даёт «психический статус» Чехова (как и требует психиатрия!) описательно: «Больные любят своё привилегированное положение: часто самые сильные из них почти с наслаждением терзают окружающих злыми, горькими, непрестанными разговорами о своей болезни; но поистине было изумительно то мужество, с которым болел и умер Чехов! Даже в дни его самых тяжёлых страданий часто никто не подозревал о них.
Тебе нездоровится, Антоша? - спросит его мать или сестра, видя, что он сидит в кресле с закрытыми глазами.
Мне? - спокойно ответит он, открывая глаза, такие ясные и кроткие без пенсне. - Нет, ничего. Голова болит немного» (4).
Ещё Бунин: «...много, много в пишущих чувствительности жалкой, мелкой, неврастенической. Но как всё это далеко от такого большого и сильного человека, как Чехов!» (4).
Литература:
1. Кернберг О.Ф. Тяжёлые личностные расстройства: Стратегии психотерапии/Пер. с англ. М.И. Завалова.-М.: Независимая фирма «Класс», 2005.-464 с.
2. Ганнушкин П.Б. Избранные труды. Под редакцией проф. О.В. Кербикова. Ростов н/Д: «Феникс», 1998.-416 с.
3. Личко А.Е. Психопатии и акцентуации характера у подростков. Л., «Медицина», 1977, 208 с.
4. Бунин И.А. Собрание сочинений в 9 томах. М., «Художественная литература», 1967, т. 9. - 624 с.
5. Чехов А.П. Полное собрание сочинений и писем в 30 томах. Письма в 12 томах. М., «Наука», 1974, т. 1.-584 с.
6. Шнайдер К. Клиническая психопатология.-К: Сфера, 1999.-236 с.
7. Чехов А.П. Полное собрание сочинений и писем в 30 томах. Письма в 12 томах. М., «Наука», 1974, т. 4.-656 с.
8. Чехов А.П. Полное собрание сочинений и писем в 30 томах. Письма в 12 томах. М., «Наука», 1974, т. 3.-556 с.
9. Переписка А.П. Чехова. В 2-х т. Т. 1. / Вступ. Статья М. Громова; Коммент. М. Громова и др.-М.: Худож. лит., 1984.-447 с.
10. А.П. Чехов в воспоминаниях современников / Вступ. статья А. Туркова; Сост., подгот. текста и коммент. Н. Гитович. - М.: Худож. лит. 1986.-735 с.
11. Булгаков В. Ф. Л. Н. Толстой в последний год его жизни. М.: Гос. издательство художественной литературы, 1957, -536 с.
12. Когнитивная гипнотерапия / Е. Томас Дауд. - СПб.: Питер, 2003.-224 с.
13. Переписка А.П. Чехова. В 2-х т. Т. 2. / Вступ. Статья М. Громова; Коммент. М. Громова и др.-М.: Худож. лит., 1984.-447 с.
