Место погребения христа как называется комплекс. Погребение христа

О погребении Иисуса Христа повествуют все четыре евангелиста , и каждый сообщает свои подробности. При этом из всех четырёх евангелистов только Матфей упоминает об опечатывании гробницы и приставлении к ней стражи.

Евангелие	Описание погребения
От Матфея (Мф. )	Когда же настал вечер, пришёл богатый человек из Аримафеи, именем Иосиф , который также учился у Иисуса; он, придя к Пилату , просил тела Иисусова. Тогда Пилат приказал отдать тело; и, взяв тело, Иосиф обвил его чистою плащаницею и положил его в новом своём гробе , который высек он в скале; и, привалив большой камень к двери гроба, удалился. Была же там Мария Магдалина и другая Мария, которые сидели против гроба. На другой день, который следует за пятницею, собрались первосвященники и фарисеи к Пилату и говорили: господин! Мы вспомнили, что обманщик тот, ещё будучи в живых, сказал: после трёх дней воскресну; итак прикажи охранять гроб до третьего дня, чтобы ученики Его, придя ночью, не украли Его и не сказали народу: воскрес из мёртвых; и будет последний обман хуже первого. Пилат сказал им: имеете стражу; пойдите, охраняйте, как знаете. Они пошли и поставили у гроба стражу, и приложили к камню печать.
От Марка (Мк. )	И как уже настал вечер, - потому что была пятница, то есть [день] перед субботою, - пришёл Иосиф из Аримафеи, знаменитый член совета, который и сам ожидал Царствия Божия, осмелился войти к Пилату, и просил тела Иисусова. Пилат удивился, что Он уже умер, и, призвав сотника, спросил его, давно ли умер? И, узнав от сотника, отдал тело Иосифу. Он, купив плащаницу и сняв Его, обвил плащаницею, и положил Его во гробе, который был высечен в скале, и привалил камень к двери гроба. Мария же Магдалина и Мария Иосиева смотрели, где Его полагали.
От Луки (Лк. )	Тогда некто, именем Иосиф, член совета, человек добрый и правдивый, не участвовавший в совете и в деле их; из Аримафеи, города Иудейского, ожидавший также Царствия Божия, пришёл к Пилату и просил тела Иисусова; и, сняв его, обвил плащаницею и положил его в гробе, высеченном [в скале], где ещё никто не был положен. День тот был пятница, и наступала суббота. Последовали также и женщины, пришедшие с Иисусом из Галилеи, и смотрели гроб, и как полагалось тело Его; возвратившись же, приготовили благовония и масти; и в субботу остались в покое по заповеди.
От Иоанна (Ин. )	После сего Иосиф из Аримафеи - ученик Иисуса, но тайный из страха от Иудеев, - просил Пилата, чтобы снять тело Иисуса; и Пилат позволил. Он пошёл и снял тело Иисуса. Пришёл также и Никодим, - приходивший прежде к Иисусу ночью, - и принёс состав из смирны и алоя, литр около ста. Итак они взяли тело Иисуса и обвили его пеленами с благовониями, как обыкновенно погребают Иудеи. На том месте, где Он распят, был сад, и в саду гроб новый, в котором ещё никто не был положен. Там положили Иисуса ради пятницы Иудейской, потому что гроб был близко.

Историки, изучая евангельский рассказ, приходят к выводу, что погребение Иисуса было выполнено в соответствии с иудейскими погребальными традициями того времени.

Участники погребения

Согласно евангельскому повествованию, на погребении Иисуса присутствовали женщины и тайные ученики Христа из высшего слоя общества, то есть те, которые, в отличие от апостолов , меньше рисковали подвергнуться аресту:

Апокрифические сказания

Евангелие от Петра

Евангелие от Петра (6:21-24)

Автор апокрифа сообщает о выставлении рядом с гробницей охраны и об её опечатывании, повторяя тем самый рассказ евангелиста Матфея . При этом называется имя центуриона , направленного Пилатом для охраны гроба. Им был некий Петроний. Православное предание считает, что в числе стражи у гроба был сотник Лонгин , участвовавший в распятии Иисуса и пронзивший его рёбра своим копьём .

Евангелие от Никодима

Апокрифическое «Евангелие от Никодима » (самые ранние версии датируются IV веком), написанное от лица одного из участников захоронения, придерживается канонических подробностей о погребении. Затем в тексте рассказывается, что Иосиф Аримафейский за участие в похоронах и предоставление гробницы был арестован иудеями:

После распространения слухов о Воскресении, вызвавшем панику у иудеев, Никодим, который был тайным учеником, занимая при этом видный пост, даёт священникам совет, который позволяет ему защитить Иосифа, оказавшегося к этому времени дома, в Аримафее, от дальнейших нападок.

«Страсти Христовы»

В ответ на страдания своей матери Иисус втайне обращается к ней со словами утешения: «О мати моя Марие, не рыдай мне зрящи во гробе… воскресну и тебе возвеличу яко Бог небесе и земли, и падшаго Адама введу в царство небесное… ». Плач Богородицы лёг в основу православного канона «На плач Пресвятой Богородицы », читаемого в Великую пятницу перед плащаницей (см. ниже раздел «Богослужебное почитание »).

В отличие от евангельского повествования, одним из участником погребения Христа в «Страстях Христовых » упоминается Иоанн Богослов . Это оказало влияние на иконографию данного сюжета, где у тела Христа всегда присутствует фигура этого молодого апостола.

В исламе

Мусульмане верят, что Иса был взят живым на небо и вернётся перед страшным судом, чтобы сразиться с Даджалем . Победив его, Иса, по мнению мусульманских богословов, проживёт на земле 40 лет , а затем умрёт и будет похоронен рядом с пророком Мухамедом в Медине .

Пророчества о погребении Христа

Христианская традиция связывает два библейских пророчества с указанием на погребение Иисуса Христа:

• Ветхий Завет : Ему назначали гроб со злодеями, но Он погребён у богатого, потому что не сделал греха, и не было лжи в устах Его (Ис. ). Пророчество указывает на погребение Иисуса в гробе Иосифа Аримафейского (богатого человека, члена Синедриона).
• Новый Завет : Тогда некоторые из книжников и фарисеев сказали: Учитель! хотелось бы нам видеть от Тебя знамение. Но Он сказал им в ответ: род лукавый и прелюбодейный ищет знамения; и знамение не дастся ему, кроме знамения Ионы пророка ; ибо как Иона был во чреве кита три дня и три ночи , так и Сын Человеческий будет в сердце земли три дня и три ночи (Мф. ). Пророчество указывает на самое погребение, а также на срок через который Иисус должен воскреснуть после погребения.

Место и атрибуты погребения

Гробница

По евангельскому тексту, тело Иисуса было погребено в пустой, ранее не использованной гробнице, которая была вырублена в скале, находившейся на земле в собственности Иосифа Аримафейского, около сада, близкого к Голгофе. Территория этого сада находилась за пределами городской стены Иерусалима того периода. По мнению историков, это было место бывших каменоломен, в которых богатые горожане приобретали себе гробницы.

Поиски пещеры, в которой было погребено тело Иисуса, были предприняты в 326 году по указанию императора Константина его матерью императрицей Еленой . Об открытии Гроба Господня сообщает Евсевий Кесарийский в своём труде «Жизнь Константина »: он был обнаружен под языческим храмом Афродиты , построенном римлянами.

Кирилл Иерусалимский

Богослужебное почитание

Погребение Иисуса Христа вспоминается в Православной и Католической церквях во время различных богослужений конца Страстной недели . Кроме этого упоминание о погребении Христа вошло в христианский Символ веры , начиная с его самой ранней апостольской редакции , а в 325 году на Первом Вселенском соборе было включено в Никео-Цареградский Символ веры («распятого за нас при Понтии Пилате, страдавшего и погребённого, воскресшего в третий день по Писаниям »).

В Православной церкви

Вынос плащаницы

Вынос плащаницы , плата ткани с изображением тела мёртвого Иисуса Христа, снятого с креста, совершается на вечерне Великой Пятницы, которая обычно совершается днём.

Сюжет погребения Христа не следует путать с близким ему Оплакиванием Христа , где фигурируют те же персонажи. Разница между этими двумя иконографическими сюжетами очень тонкая: Оплакивание - это эмоциональная статичная ситуация, а Положение предполагает динамическое действие . Евангельское повествование также включает мотивы бальзамирования и пеленания тела перед погребением, но в изобразительном искусстве эти фазы обычно опускаются. Подчас можно встретить тему несения тела Христа, гроб в изображении ещё не фигурирует.

Иконография сюжета композиционно вариабельна. Действие обычно происходит перед пустой нишей (пещерой), или же внутри гробницы, через дверной проём которой виден пейзаж.

Для мастеров итальянского Возрождения особенно характерны произведения на этот сюжет, написанные Тицианом и Рафаэлем . Для католических храмов чрезвычайно типичными были скульптурные группы Погребения Христа, подчас выполненные с максимальной реалистичностью и появляющиеся со времён Средневековья .

В иконописи и православных фресках этот сюжет также встречается . Событие изображается в разных вариантах. Часто в каменном гробу представлен лежащий Спаситель, к его главе припадает Богоматерь, над телом склонились Иоанн Богослов и старец Иосиф, рядом стоят жены-мироносицы и Никодим. Иногда в центре на заднем плане изображён крест, на котором был распят Господь .

Напишите отзыв о статье "Погребение Христа"

Примечания

1. Другие варианты названия - Перенесение Иисуса Христа в гробницу, Помазание тела Иисуса Христа, Камень помазания.
6. Здесь и далее цитаты по изданию: Страсти Христовы. Единоверческая типография, 1901 г.
7. Коран. 4:157-158
10. Лисовой Н. Н.
11. , год 5817 (по александрийской эре) ( / н. э.)
14. Григорий Нисский. Слово о тридневном сроке
15. Кирилл Иерусалимский. Слова огласительные 4, 2
19. Порядок выноса плащаницы указан по данным
21. Стефано Дзуффи . Эпизоды и персонажи Евангелия. - М ., 2007. - С. 326.

См. также

• «Погребение графа Оргаса » - картина Эль Греко
• «Положение во гроб» - рассказ Михаила Веллера

Ссылки

События Персоналии Места Предметы Иконография

Отрывок, характеризующий Погребение Христа

Данило не отвечал и помигал глазами.
– Уварку посылал послушать на заре, – сказал его бас после минутного молчанья, – сказывал, в отрадненский заказ перевела, там выли. (Перевела значило то, что волчица, про которую они оба знали, перешла с детьми в отрадненский лес, который был за две версты от дома и который был небольшое отъемное место.)
– А ведь ехать надо? – сказал Николай. – Приди ка ко мне с Уваркой.
– Как прикажете!
– Так погоди же кормить.
– Слушаю.
Через пять минут Данило с Уваркой стояли в большом кабинете Николая. Несмотря на то, что Данило был не велик ростом, видеть его в комнате производило впечатление подобное тому, как когда видишь лошадь или медведя на полу между мебелью и условиями людской жизни. Данило сам это чувствовал и, как обыкновенно, стоял у самой двери, стараясь говорить тише, не двигаться, чтобы не поломать как нибудь господских покоев, и стараясь поскорее всё высказать и выйти на простор, из под потолка под небо.
Окончив расспросы и выпытав сознание Данилы, что собаки ничего (Даниле и самому хотелось ехать), Николай велел седлать. Но только что Данила хотел выйти, как в комнату вошла быстрыми шагами Наташа, еще не причесанная и не одетая, в большом, нянином платке. Петя вбежал вместе с ней.
– Ты едешь? – сказала Наташа, – я так и знала! Соня говорила, что не поедете. Я знала, что нынче такой день, что нельзя не ехать.
– Едем, – неохотно отвечал Николай, которому нынче, так как он намеревался предпринять серьезную охоту, не хотелось брать Наташу и Петю. – Едем, да только за волками: тебе скучно будет.
– Ты знаешь, что это самое большое мое удовольствие, – сказала Наташа.
– Это дурно, – сам едет, велел седлать, а нам ничего не сказал.
– Тщетны россам все препоны, едем! – прокричал Петя.
– Да ведь тебе и нельзя: маменька сказала, что тебе нельзя, – сказал Николай, обращаясь к Наташе.
– Нет, я поеду, непременно поеду, – сказала решительно Наташа. – Данила, вели нам седлать, и Михайла чтоб выезжал с моей сворой, – обратилась она к ловчему.
И так то быть в комнате Даниле казалось неприлично и тяжело, но иметь какое нибудь дело с барышней – для него казалось невозможным. Он опустил глаза и поспешил выйти, как будто до него это не касалось, стараясь как нибудь нечаянно не повредить барышне.

Старый граф, всегда державший огромную охоту, теперь же передавший всю охоту в ведение сына, в этот день, 15 го сентября, развеселившись, собрался сам тоже выехать.
Через час вся охота была у крыльца. Николай с строгим и серьезным видом, показывавшим, что некогда теперь заниматься пустяками, прошел мимо Наташи и Пети, которые что то рассказывали ему. Он осмотрел все части охоты, послал вперед стаю и охотников в заезд, сел на своего рыжего донца и, подсвистывая собак своей своры, тронулся через гумно в поле, ведущее к отрадненскому заказу. Лошадь старого графа, игреневого меренка, называемого Вифлянкой, вел графский стремянной; сам же он должен был прямо выехать в дрожечках на оставленный ему лаз.
Всех гончих выведено было 54 собаки, под которыми, доезжачими и выжлятниками, выехало 6 человек. Борзятников кроме господ было 8 человек, за которыми рыскало более 40 борзых, так что с господскими сворами выехало в поле около 130 ти собак и 20 ти конных охотников.
Каждая собака знала хозяина и кличку. Каждый охотник знал свое дело, место и назначение. Как только вышли за ограду, все без шуму и разговоров равномерно и спокойно растянулись по дороге и полю, ведшими к отрадненскому лесу.
Как по пушному ковру шли по полю лошади, изредка шлепая по лужам, когда переходили через дороги. Туманное небо продолжало незаметно и равномерно спускаться на землю; в воздухе было тихо, тепло, беззвучно. Изредка слышались то подсвистыванье охотника, то храп лошади, то удар арапником или взвизг собаки, не шедшей на своем месте.
Отъехав с версту, навстречу Ростовской охоте из тумана показалось еще пять всадников с собаками. Впереди ехал свежий, красивый старик с большими седыми усами.
– Здравствуйте, дядюшка, – сказал Николай, когда старик подъехал к нему.
– Чистое дело марш!… Так и знал, – заговорил дядюшка (это был дальний родственник, небогатый сосед Ростовых), – так и знал, что не вытерпишь, и хорошо, что едешь. Чистое дело марш! (Это была любимая поговорка дядюшки.) – Бери заказ сейчас, а то мой Гирчик донес, что Илагины с охотой в Корниках стоят; они у тебя – чистое дело марш! – под носом выводок возьмут.
– Туда и иду. Что же, свалить стаи? – спросил Николай, – свалить…
Гончих соединили в одну стаю, и дядюшка с Николаем поехали рядом. Наташа, закутанная платками, из под которых виднелось оживленное с блестящими глазами лицо, подскакала к ним, сопутствуемая не отстававшими от нее Петей и Михайлой охотником и берейтором, который был приставлен нянькой при ней. Петя чему то смеялся и бил, и дергал свою лошадь. Наташа ловко и уверенно сидела на своем вороном Арабчике и верной рукой, без усилия, осадила его.
Дядюшка неодобрительно оглянулся на Петю и Наташу. Он не любил соединять баловство с серьезным делом охоты.
– Здравствуйте, дядюшка, и мы едем! – прокричал Петя.
– Здравствуйте то здравствуйте, да собак не передавите, – строго сказал дядюшка.
– Николенька, какая прелестная собака, Трунила! он узнал меня, – сказала Наташа про свою любимую гончую собаку.
«Трунила, во первых, не собака, а выжлец», подумал Николай и строго взглянул на сестру, стараясь ей дать почувствовать то расстояние, которое должно было их разделять в эту минуту. Наташа поняла это.
– Вы, дядюшка, не думайте, чтобы мы помешали кому нибудь, – сказала Наташа. Мы станем на своем месте и не пошевелимся.
– И хорошее дело, графинечка, – сказал дядюшка. – Только с лошади то не упадите, – прибавил он: – а то – чистое дело марш! – не на чем держаться то.
Остров отрадненского заказа виднелся саженях во ста, и доезжачие подходили к нему. Ростов, решив окончательно с дядюшкой, откуда бросать гончих и указав Наташе место, где ей стоять и где никак ничего не могло побежать, направился в заезд над оврагом.
– Ну, племянничек, на матерого становишься, – сказал дядюшка: чур не гладить (протравить).
– Как придется, отвечал Ростов. – Карай, фюит! – крикнул он, отвечая этим призывом на слова дядюшки. Карай был старый и уродливый, бурдастый кобель, известный тем, что он в одиночку бирал матерого волка. Все стали по местам.
Старый граф, зная охотничью горячность сына, поторопился не опоздать, и еще не успели доезжачие подъехать к месту, как Илья Андреич, веселый, румяный, с трясущимися щеками, на своих вороненьких подкатил по зеленям к оставленному ему лазу и, расправив шубку и надев охотничьи снаряды, влез на свою гладкую, сытую, смирную и добрую, поседевшую как и он, Вифлянку. Лошадей с дрожками отослали. Граф Илья Андреич, хотя и не охотник по душе, но знавший твердо охотничьи законы, въехал в опушку кустов, от которых он стоял, разобрал поводья, оправился на седле и, чувствуя себя готовым, оглянулся улыбаясь.
Подле него стоял его камердинер, старинный, но отяжелевший ездок, Семен Чекмарь. Чекмарь держал на своре трех лихих, но также зажиревших, как хозяин и лошадь, – волкодавов. Две собаки, умные, старые, улеглись без свор. Шагов на сто подальше в опушке стоял другой стремянной графа, Митька, отчаянный ездок и страстный охотник. Граф по старинной привычке выпил перед охотой серебряную чарку охотничьей запеканочки, закусил и запил полубутылкой своего любимого бордо.
Илья Андреич был немножко красен от вина и езды; глаза его, подернутые влагой, особенно блестели, и он, укутанный в шубку, сидя на седле, имел вид ребенка, которого собрали гулять. Худой, со втянутыми щеками Чекмарь, устроившись с своими делами, поглядывал на барина, с которым он жил 30 лет душа в душу, и, понимая его приятное расположение духа, ждал приятного разговора. Еще третье лицо подъехало осторожно (видно, уже оно было учено) из за леса и остановилось позади графа. Лицо это был старик в седой бороде, в женском капоте и высоком колпаке. Это был шут Настасья Ивановна.
– Ну, Настасья Ивановна, – подмигивая ему, шопотом сказал граф, – ты только оттопай зверя, тебе Данило задаст.
– Я сам… с усам, – сказал Настасья Ивановна.
– Шшшш! – зашикал граф и обратился к Семену.
– Наталью Ильиничну видел? – спросил он у Семена. – Где она?
– Они с Петром Ильичем от Жаровых бурьяно встали, – отвечал Семен улыбаясь. – Тоже дамы, а охоту большую имеют.
– А ты удивляешься, Семен, как она ездит… а? – сказал граф, хоть бы мужчине в пору!
– Как не дивиться? Смело, ловко.
– А Николаша где? Над Лядовским верхом что ль? – всё шопотом спрашивал граф.
– Так точно с. Уж они знают, где стать. Так тонко езду знают, что мы с Данилой другой раз диву даемся, – говорил Семен, зная, чем угодить барину.
– Хорошо ездит, а? А на коне то каков, а?
– Картину писать! Как намеднись из Заварзинских бурьянов помкнули лису. Они перескакивать стали, от уймища, страсть – лошадь тысяча рублей, а седоку цены нет. Да уж такого молодца поискать!
– Поискать… – повторил граф, видимо сожалея, что кончилась так скоро речь Семена. – Поискать? – сказал он, отворачивая полы шубки и доставая табакерку.
– Намедни как от обедни во всей регалии вышли, так Михаил то Сидорыч… – Семен не договорил, услыхав ясно раздававшийся в тихом воздухе гон с подвыванием не более двух или трех гончих. Он, наклонив голову, прислушался и молча погрозился барину. – На выводок натекли… – прошептал он, прямо на Лядовской повели.
Граф, забыв стереть улыбку с лица, смотрел перед собой вдаль по перемычке и, не нюхая, держал в руке табакерку. Вслед за лаем собак послышался голос по волку, поданный в басистый рог Данилы; стая присоединилась к первым трем собакам и слышно было, как заревели с заливом голоса гончих, с тем особенным подвыванием, которое служило признаком гона по волку. Доезжачие уже не порскали, а улюлюкали, и из за всех голосов выступал голос Данилы, то басистый, то пронзительно тонкий. Голос Данилы, казалось, наполнял весь лес, выходил из за леса и звучал далеко в поле.
Прислушавшись несколько секунд молча, граф и его стремянной убедились, что гончие разбились на две стаи: одна большая, ревевшая особенно горячо, стала удаляться, другая часть стаи понеслась вдоль по лесу мимо графа, и при этой стае было слышно улюлюканье Данилы. Оба эти гона сливались, переливались, но оба удалялись. Семен вздохнул и нагнулся, чтоб оправить сворку, в которой запутался молодой кобель; граф тоже вздохнул и, заметив в своей руке табакерку, открыл ее и достал щепоть. «Назад!» крикнул Семен на кобеля, который выступил за опушку. Граф вздрогнул и уронил табакерку. Настасья Ивановна слез и стал поднимать ее.
Граф и Семен смотрели на него. Вдруг, как это часто бывает, звук гона мгновенно приблизился, как будто вот, вот перед ними самими были лающие рты собак и улюлюканье Данилы.
Граф оглянулся и направо увидал Митьку, который выкатывавшимися глазами смотрел на графа и, подняв шапку, указывал ему вперед, на другую сторону.
– Береги! – закричал он таким голосом, что видно было, что это слово давно уже мучительно просилось у него наружу. И поскакал, выпустив собак, по направлению к графу.
Граф и Семен выскакали из опушки и налево от себя увидали волка, который, мягко переваливаясь, тихим скоком подскакивал левее их к той самой опушке, у которой они стояли. Злобные собаки визгнули и, сорвавшись со свор, понеслись к волку мимо ног лошадей.
Волк приостановил бег, неловко, как больной жабой, повернул свою лобастую голову к собакам, и также мягко переваливаясь прыгнул раз, другой и, мотнув поленом (хвостом), скрылся в опушку. В ту же минуту из противоположной опушки с ревом, похожим на плач, растерянно выскочила одна, другая, третья гончая, и вся стая понеслась по полю, по тому самому месту, где пролез (пробежал) волк. Вслед за гончими расступились кусты орешника и показалась бурая, почерневшая от поту лошадь Данилы. На длинной спине ее комочком, валясь вперед, сидел Данила без шапки с седыми, встрепанными волосами над красным, потным лицом.
– Улюлюлю, улюлю!… – кричал он. Когда он увидал графа, в глазах его сверкнула молния.
– Ж… – крикнул он, грозясь поднятым арапником на графа.
– Про…ли волка то!… охотники! – И как бы не удостоивая сконфуженного, испуганного графа дальнейшим разговором, он со всей злобой, приготовленной на графа, ударил по ввалившимся мокрым бокам бурого мерина и понесся за гончими. Граф, как наказанный, стоял оглядываясь и стараясь улыбкой вызвать в Семене сожаление к своему положению. Но Семена уже не было: он, в объезд по кустам, заскакивал волка от засеки. С двух сторон также перескакивали зверя борзятники. Но волк пошел кустами и ни один охотник не перехватил его.

Николай Ростов между тем стоял на своем месте, ожидая зверя. По приближению и отдалению гона, по звукам голосов известных ему собак, по приближению, отдалению и возвышению голосов доезжачих, он чувствовал то, что совершалось в острове. Он знал, что в острове были прибылые (молодые) и матерые (старые) волки; он знал, что гончие разбились на две стаи, что где нибудь травили, и что что нибудь случилось неблагополучное. Он всякую секунду на свою сторону ждал зверя. Он делал тысячи различных предположений о том, как и с какой стороны побежит зверь и как он будет травить его. Надежда сменялась отчаянием. Несколько раз он обращался к Богу с мольбою о том, чтобы волк вышел на него; он молился с тем страстным и совестливым чувством, с которым молятся люди в минуты сильного волнения, зависящего от ничтожной причины. «Ну, что Тебе стоит, говорил он Богу, – сделать это для меня! Знаю, что Ты велик, и что грех Тебя просить об этом; но ради Бога сделай, чтобы на меня вылез матерый, и чтобы Карай, на глазах „дядюшки“, который вон оттуда смотрит, влепился ему мертвой хваткой в горло». Тысячу раз в эти полчаса упорным, напряженным и беспокойным взглядом окидывал Ростов опушку лесов с двумя редкими дубами над осиновым подседом, и овраг с измытым краем, и шапку дядюшки, чуть видневшегося из за куста направо.
«Нет, не будет этого счастья, думал Ростов, а что бы стоило! Не будет! Мне всегда, и в картах, и на войне, во всем несчастье». Аустерлиц и Долохов ярко, но быстро сменяясь, мелькали в его воображении. «Только один раз бы в жизни затравить матерого волка, больше я не желаю!» думал он, напрягая слух и зрение, оглядываясь налево и опять направо и прислушиваясь к малейшим оттенкам звуков гона. Он взглянул опять направо и увидал, что по пустынному полю навстречу к нему бежало что то. «Нет, это не может быть!» подумал Ростов, тяжело вздыхая, как вздыхает человек при совершении того, что было долго ожидаемо им. Совершилось величайшее счастье – и так просто, без шума, без блеска, без ознаменования. Ростов не верил своим глазам и сомнение это продолжалось более секунды. Волк бежал вперед и перепрыгнул тяжело рытвину, которая была на его дороге. Это был старый зверь, с седою спиной и с наеденным красноватым брюхом. Он бежал не торопливо, очевидно убежденный, что никто не видит его. Ростов не дыша оглянулся на собак. Они лежали, стояли, не видя волка и ничего не понимая. Старый Карай, завернув голову и оскалив желтые зубы, сердито отыскивая блоху, щелкал ими на задних ляжках.
– Улюлюлю! – шопотом, оттопыривая губы, проговорил Ростов. Собаки, дрогнув железками, вскочили, насторожив уши. Карай почесал свою ляжку и встал, насторожив уши и слегка мотнул хвостом, на котором висели войлоки шерсти.
– Пускать – не пускать? – говорил сам себе Николай в то время как волк подвигался к нему, отделяясь от леса. Вдруг вся физиономия волка изменилась; он вздрогнул, увидав еще вероятно никогда не виданные им человеческие глаза, устремленные на него, и слегка поворотив к охотнику голову, остановился – назад или вперед? Э! всё равно, вперед!… видно, – как будто сказал он сам себе, и пустился вперед, уже не оглядываясь, мягким, редким, вольным, но решительным скоком.
– Улюлю!… – не своим голосом закричал Николай, и сама собою стремглав понеслась его добрая лошадь под гору, перескакивая через водомоины в поперечь волку; и еще быстрее, обогнав ее, понеслись собаки. Николай не слыхал своего крика, не чувствовал того, что он скачет, не видал ни собак, ни места, по которому он скачет; он видел только волка, который, усилив свой бег, скакал, не переменяя направления, по лощине. Первая показалась вблизи зверя чернопегая, широкозадая Милка и стала приближаться к зверю. Ближе, ближе… вот она приспела к нему. Но волк чуть покосился на нее, и вместо того, чтобы наддать, как она это всегда делала, Милка вдруг, подняв хвост, стала упираться на передние ноги.
– Улюлюлюлю! – кричал Николай.
Красный Любим выскочил из за Милки, стремительно бросился на волка и схватил его за гачи (ляжки задних ног), но в ту ж секунду испуганно перескочил на другую сторону. Волк присел, щелкнул зубами и опять поднялся и поскакал вперед, провожаемый на аршин расстояния всеми собаками, не приближавшимися к нему.
– Уйдет! Нет, это невозможно! – думал Николай, продолжая кричать охрипнувшим голосом.
– Карай! Улюлю!… – кричал он, отыскивая глазами старого кобеля, единственную свою надежду. Карай из всех своих старых сил, вытянувшись сколько мог, глядя на волка, тяжело скакал в сторону от зверя, наперерез ему. Но по быстроте скока волка и медленности скока собаки было видно, что расчет Карая был ошибочен. Николай уже не далеко впереди себя видел тот лес, до которого добежав, волк уйдет наверное. Впереди показались собаки и охотник, скакавший почти на встречу. Еще была надежда. Незнакомый Николаю, муругий молодой, длинный кобель чужой своры стремительно подлетел спереди к волку и почти опрокинул его. Волк быстро, как нельзя было ожидать от него, приподнялся и бросился к муругому кобелю, щелкнул зубами – и окровавленный, с распоротым боком кобель, пронзительно завизжав, ткнулся головой в землю.
– Караюшка! Отец!.. – плакал Николай…
Старый кобель, с своими мотавшимися на ляжках клоками, благодаря происшедшей остановке, перерезывая дорогу волку, был уже в пяти шагах от него. Как будто почувствовав опасность, волк покосился на Карая, еще дальше спрятав полено (хвост) между ног и наддал скоку. Но тут – Николай видел только, что что то сделалось с Караем – он мгновенно очутился на волке и с ним вместе повалился кубарем в водомоину, которая была перед ними.
Та минута, когда Николай увидал в водомоине копошащихся с волком собак, из под которых виднелась седая шерсть волка, его вытянувшаяся задняя нога, и с прижатыми ушами испуганная и задыхающаяся голова (Карай держал его за горло), минута, когда увидал это Николай, была счастливейшею минутою его жизни. Он взялся уже за луку седла, чтобы слезть и колоть волка, как вдруг из этой массы собак высунулась вверх голова зверя, потом передние ноги стали на край водомоины. Волк ляскнул зубами (Карай уже не держал его за горло), выпрыгнул задними ногами из водомоины и, поджав хвост, опять отделившись от собак, двинулся вперед. Карай с ощетинившейся шерстью, вероятно ушибленный или раненый, с трудом вылезал из водомоины.
– Боже мой! За что?… – с отчаянием закричал Николай.
Охотник дядюшки с другой стороны скакал на перерез волку, и собаки его опять остановили зверя. Опять его окружили.
Николай, его стремянной, дядюшка и его охотник вертелись над зверем, улюлюкая, крича, всякую минуту собираясь слезть, когда волк садился на зад и всякий раз пускаясь вперед, когда волк встряхивался и подвигался к засеке, которая должна была спасти его. Еще в начале этой травли, Данила, услыхав улюлюканье, выскочил на опушку леса. Он видел, как Карай взял волка и остановил лошадь, полагая, что дело было кончено. Но когда охотники не слезли, волк встряхнулся и опять пошел на утек. Данила выпустил своего бурого не к волку, а прямой линией к засеке так же, как Карай, – на перерез зверю. Благодаря этому направлению, он подскакивал к волку в то время, как во второй раз его остановили дядюшкины собаки.
Данила скакал молча, держа вынутый кинжал в левой руке и как цепом молоча своим арапником по подтянутым бокам бурого.
Николай не видал и не слыхал Данилы до тех пор, пока мимо самого его не пропыхтел тяжело дыша бурый, и он услыхал звук паденья тела и увидал, что Данила уже лежит в середине собак на заду волка, стараясь поймать его за уши. Очевидно было и для собак, и для охотников, и для волка, что теперь всё кончено. Зверь, испуганно прижав уши, старался подняться, но собаки облепили его. Данила, привстав, сделал падающий шаг и всей тяжестью, как будто ложась отдыхать, повалился на волка, хватая его за уши. Николай хотел колоть, но Данила прошептал: «Не надо, соструним», – и переменив положение, наступил ногою на шею волку. В пасть волку заложили палку, завязали, как бы взнуздав его сворой, связали ноги, и Данила раза два с одного бока на другой перевалил волка.
С счастливыми, измученными лицами, живого, матерого волка взвалили на шарахающую и фыркающую лошадь и, сопутствуемые визжавшими на него собаками, повезли к тому месту, где должны были все собраться. Молодых двух взяли гончие и трех борзые. Охотники съезжались с своими добычами и рассказами, и все подходили смотреть матёрого волка, который свесив свою лобастую голову с закушенною палкой во рту, большими, стеклянными глазами смотрел на всю эту толпу собак и людей, окружавших его. Когда его трогали, он, вздрагивая завязанными ногами, дико и вместе с тем просто смотрел на всех. Граф Илья Андреич тоже подъехал и потрогал волка.
– О, материщий какой, – сказал он. – Матёрый, а? – спросил он у Данилы, стоявшего подле него.
– Матёрый, ваше сиятельство, – отвечал Данила, поспешно снимая шапку.
Граф вспомнил своего прозеванного волка и свое столкновение с Данилой.
– Однако, брат, ты сердит, – сказал граф. – Данила ничего не сказал и только застенчиво улыбнулся детски кроткой и приятной улыбкой.

Старый граф поехал домой; Наташа с Петей обещались сейчас же приехать. Охота пошла дальше, так как было еще рано. В середине дня гончих пустили в поросший молодым частым лесом овраг. Николай, стоя на жнивье, видел всех своих охотников.
Насупротив от Николая были зеленя и там стоял его охотник, один в яме за выдавшимся кустом орешника. Только что завели гончих, Николай услыхал редкий гон известной ему собаки – Волторна; другие собаки присоединились к нему, то замолкая, то опять принимаясь гнать. Через минуту подали из острова голос по лисе, и вся стая, свалившись, погнала по отвершку, по направлению к зеленям, прочь от Николая.
Он видел скачущих выжлятников в красных шапках по краям поросшего оврага, видел даже собак, и всякую секунду ждал того, что на той стороне, на зеленях, покажется лисица.
Охотник, стоявший в яме, тронулся и выпустил собак, и Николай увидал красную, низкую, странную лисицу, которая, распушив трубу, торопливо неслась по зеленям. Собаки стали спеть к ней. Вот приблизились, вот кругами стала вилять лисица между ними, всё чаще и чаще делая эти круги и обводя вокруг себя пушистой трубой (хвостом); и вот налетела чья то белая собака, и вслед за ней черная, и всё смешалось, и звездой, врозь расставив зады, чуть колеблясь, стали собаки. К собакам подскакали два охотника: один в красной шапке, другой, чужой, в зеленом кафтане.
«Что это такое? подумал Николай. Откуда взялся этот охотник? Это не дядюшкин».
Охотники отбили лисицу и долго, не тороча, стояли пешие. Около них на чумбурах стояли лошади с своими выступами седел и лежали собаки. Охотники махали руками и что то делали с лисицей. Оттуда же раздался звук рога – условленный сигнал драки.
– Это Илагинский охотник что то с нашим Иваном бунтует, – сказал стремянный Николая.
Николай послал стремяного подозвать к себе сестру и Петю и шагом поехал к тому месту, где доезжачие собирали гончих. Несколько охотников поскакало к месту драки.
Николай слез с лошади, остановился подле гончих с подъехавшими Наташей и Петей, ожидая сведений о том, чем кончится дело. Из за опушки выехал дравшийся охотник с лисицей в тороках и подъехал к молодому барину. Он издалека снял шапку и старался говорить почтительно; но он был бледен, задыхался, и лицо его было злобно. Один глаз был у него подбит, но он вероятно и не знал этого.
– Что у вас там было? – спросил Николай.
– Как же, из под наших гончих он травить будет! Да и сука то моя мышастая поймала. Поди, судись! За лисицу хватает! Я его лисицей ну катать. Вот она, в тороках. А этого хочешь?… – говорил охотник, указывая на кинжал и вероятно воображая, что он всё еще говорит с своим врагом.
Николай, не разговаривая с охотником, попросил сестру и Петю подождать его и поехал на то место, где была эта враждебная, Илагинская охота.
Охотник победитель въехал в толпу охотников и там, окруженный сочувствующими любопытными, рассказывал свой подвиг.
Дело было в том, что Илагин, с которым Ростовы были в ссоре и процессе, охотился в местах, по обычаю принадлежавших Ростовым, и теперь как будто нарочно велел подъехать к острову, где охотились Ростовы, и позволил травить своему охотнику из под чужих гончих.
Николай никогда не видал Илагина, но как и всегда в своих суждениях и чувствах не зная середины, по слухам о буйстве и своевольстве этого помещика, всей душой ненавидел его и считал своим злейшим врагом. Он озлобленно взволнованный ехал теперь к нему, крепко сжимая арапник в руке, в полной готовности на самые решительные и опасные действия против своего врага.
Едва он выехал за уступ леса, как он увидал подвигающегося ему навстречу толстого барина в бобровом картузе на прекрасной вороной лошади, сопутствуемого двумя стремянными.
Вместо врага Николай нашел в Илагине представительного, учтивого барина, особенно желавшего познакомиться с молодым графом. Подъехав к Ростову, Илагин приподнял бобровый картуз и сказал, что очень жалеет о том, что случилось; что велит наказать охотника, позволившего себе травить из под чужих собак, просит графа быть знакомым и предлагает ему свои места для охоты.
Наташа, боявшаяся, что брат ее наделает что нибудь ужасное, в волнении ехала недалеко за ним. Увидав, что враги дружелюбно раскланиваются, она подъехала к ним. Илагин еще выше приподнял свой бобровый картуз перед Наташей и приятно улыбнувшись, сказал, что графиня представляет Диану и по страсти к охоте и по красоте своей, про которую он много слышал.
Илагин, чтобы загладить вину своего охотника, настоятельно просил Ростова пройти в его угорь, который был в версте, который он берег для себя и в котором было, по его словам, насыпано зайцев. Николай согласился, и охота, еще вдвое увеличившаяся, тронулась дальше.
Итти до Илагинского угоря надо было полями. Охотники разровнялись. Господа ехали вместе. Дядюшка, Ростов, Илагин поглядывали тайком на чужих собак, стараясь, чтобы другие этого не замечали, и с беспокойством отыскивали между этими собаками соперниц своим собакам.
Ростова особенно поразила своей красотой небольшая чистопсовая, узенькая, но с стальными мышцами, тоненьким щипцом (мордой) и на выкате черными глазами, краснопегая сучка в своре Илагина. Он слыхал про резвость Илагинских собак, и в этой красавице сучке видел соперницу своей Милке.
В середине степенного разговора об урожае нынешнего года, который завел Илагин, Николай указал ему на его краснопегую суку.
– Хороша у вас эта сучка! – сказал он небрежным тоном. – Резва?
– Эта? Да, эта – добрая собака, ловит, – равнодушным голосом сказал Илагин про свою краснопегую Ерзу, за которую он год тому назад отдал соседу три семьи дворовых. – Так и у вас, граф, умолотом не хвалятся? – продолжал он начатый разговор. И считая учтивым отплатить молодому графу тем же, Илагин осмотрел его собак и выбрал Милку, бросившуюся ему в глаза своей шириной.
– Хороша у вас эта чернопегая – ладна! – сказал он.
– Да, ничего, скачет, – отвечал Николай. «Вот только бы побежал в поле матёрый русак, я бы тебе показал, какая эта собака!» подумал он, и обернувшись к стремянному сказал, что он дает рубль тому, кто подозрит, т. е. найдет лежачего зайца.
– Я не понимаю, – продолжал Илагин, – как другие охотники завистливы на зверя и на собак. Я вам скажу про себя, граф. Меня веселит, знаете, проехаться; вот съедешься с такой компанией… уже чего же лучше (он снял опять свой бобровый картуз перед Наташей); а это, чтобы шкуры считать, сколько привез – мне всё равно!

Великая Суббота. В этот день воспоминают телесное погребение Христа - Великая Суббота это последний день перед Пасхой. Для верующих это и скорбный, и радостный день: Христос еще лежит во гробе, еще не настало Воскресение, но уже все наполнено предпасхальной радостью. В этот день Церковь воспоминает телесное… … Энциклопедия ньюсмейкеров

Погребение - Традиционные военные похороны Морские похороны Пакистан Похороны обряд по … Википедия

Погребение графа Оргаса - … Википедия

ПОГРЕБЕНИЕ УСОПШИХ - по обряду Православной Церкви, тело умершего мирянина омывается, тело священника обтирается губкой, напитанной елеем, а тело монаха водой. Затем умершего одевают в чистые, если возможно, новые одежды и полагают в «саван» (белый покров), в знак… … Русская история

Погребение - проводы усопшего христианина в соответствии с требованиями Церкви. По смерти тело усопшего мирянина омывается, тело монаха лишь отирается водою, а тело священника отирается губкою, пропитанною елеем. Затем умерший одевается в чистые одежды,… … Православный энциклопедический словарь

Погребение - проводы усопшего христианина в соответствии с требованиями Церкви. По смерти тело усопшего мирянина омывается, тело монаха лишь отирается водою, а тело священника отирается губкой, пропитанной елеем. Затем умершего одевают в чистые одежды,… … Православие. Словарь-справочник

Сошествие Христа в ад - (сошествие во ад; греч. Κατελθόντα εἰς τὰ κατώτατα, лат. Descensus Christi ad inferos) христианский догмат, утверждающий, что после распятия Иисус Христос спустился в ад и, сокрушив его ворота, принёс в преисподнюю свою евангельскую… … Википедия

Воскресение Иисуса Христа - «Воскресение», картина Эль Греко Воскресение Иисуса Христа одно из наиболее известных событий, описанных в книгах Нового Завета. Вера в воскр … Википедия

Искушение Христа - «Искушение Христа» (Хуан де Фландес, XVI век) Искуше … Википедия

Воскресение Христа - «Воскресение», картина Эль Греко Воскресение Иисуса Христа одно из наиболее известных событий, описанных в книгах Нового Завета. Вера в воскресение Иисуса является одной из основных доктрин христианства. Содержание 1 Пророчеств … Википедия

Книги

• Путь Христов , . Книга «Путь Христов» - это подробное описание земной жизни Спасителя, от Его рождения в Вифлееме и до крестной Голгофы. Впервые выпущена в свет в 1903 году в качествеприложения к журналу… Купить за 511 руб
• Библейские истории Нового Завета: Жизнь Иисуса Христа , А. П. Лопухин. Собрав и проанализировав огромный хронологический, археологический, исторический и этнографический материал, выдающийся русский ученый-библеист, богослов и писатель Александр Павлович Лопухин…

Сразу после этого воины повели Господа за городские ворота. Казнь должна была пройти на Голгофе, пустынном круглом холме, по форме и получившем свое название (слово голгофа по-еврейски значит череп, голова ); обычно это название переводится как лобное место . По другой версии гора получила свое название из-за черепов казненных, остававшихся на горе без погребения. Обычно сами ведомые на распятие несли орудия казни. Нес Крест и Господь Иисус Христос. Однако, поскольку Спаситель лишился сил из-за побоев, воины, как только вышли за город, заставили одного селянина, возвращавшегося с поля, по имени Симон, нести Крест Христов.

На месте казни Иисусу Христу дали одурманивающую смесь вина со смирной, но Господь от напитка отказался. Когда Господа пригвождали ко Кресту, Он молился за распинающих Его: Отче! прости им, ибо не знают, что делают. Вместе со Христом распяли двух разбойников: одного — по правую, а другого — по левую сторону от Него. Четыре воина, совершающих казнь, поделили между собой одежды Господа. Хитон (сорочка) Иисуса был не сшитый, а целиком тканый. Воины бросили жребий, кому он достанется. Над головой у Распятого, где обычно писалась вина казнимого, Пилат приказал прибить табличку с надписью на трех языках — еврейском, греческом и по-латыни: Сей есть Царь Иудейский.

Голгофа была недалеко от города, и люди приходили посмотреть на казнь. Многие злословили: «Разрушающий храм и в три дня Созидающий! спаси Себя Самого ; если Ты Сын Божий, сойди с креста». Смеялись над Христом и первосвященники с книжниками, старейшинами и фарисеями: «Других спасал, а Себя Самого не может спасти; если Он Царь Израилев, пусть теперь сойдет с креста, и уверуем в Него». Поносили Христа и распятые с Ним разбойники. У креста стояли Пресвятая Богородица и Ее родственница, Мария Клеопова, апостол Иоанн Зеведеев и Мария Магдалина. Скорбела Матерь Божия о распятом Сыне. Сбылось пророчество праведного Симеона: Тебе Самой душу пройдет оружие. Между тем Господь, увидев Свою Мать и ученика, которого Он любил, сказал, обращаясь к Богородице: Се, сын Твой. Потом — апостолу Иоанну: Се, Матерь твоя!

Один из распятых разбойников обратился к своему товарищу, продолжавшему проклинать Иисуса Христа: или ты не боишься Бога, когда и сам осужден на то же? и мы осуждены справедливо, потому что достойное по делам нашим приняли, а Он ничего худого не сделал. Быть может, сердце разбойника тронула кротость Иисуса и Его забота о Матери. Повернувшись к Нему, разбойник сказал: помяни меня, Господи, когда приидешь в Царствие Твое! И Господь ответил: ныне же будешь со Мною в раю.

Внезапно в шестой час по еврейскому исчислению времени (по-нашему — в полдень) тьма окутала землю. Около девятого часа (то есть третьего часа пополудни) Иисус возопил громким голосом: Или́, Или́! ламá савахфани́? — что в переводе с арамейского значит: Боже Мой, Боже Мой! для чего Ты Меня оставил? Эту молитву Господь возносит от лица всех людей, как поясняет святитель Афанасий Великий: «Это говорит Спаситель от лица человечества и, чтобы положить конец проклятью и обратить Отчее лицо к нам, просит Отца призреть, к Себе приложив нашу нужду». Кроме того, этими словами начинается пророческий 21-й псалом царя Давида, в котором точно описано, как Господа отвергнет народ, как над Ним будут смеяться видевшие Его страдания, как, бросая жребий, поделят Его одежды, какие мучения Он будет претерпевать. Зная, что уже все совершилось, Господь скажет: Жажду! Тогда один из присутствующих побежит, пропитает губку уксусом и, наложив на трость, даст Ему.

Когда же Господь вкусил уксуса, Он сказал: Совершилось! — и, вознеся молитву Своему Небесному Отцу: Отче! в руки Твои предаю дух Мой , преклонив главу предал дух. И вот завеса в Иерусалимском храме разодралась надвое, сверху донизу. Земля сотряслась, камни треснули, гробы отверзлись, многие усопшие святые воскресли и, выйдя из гробов по воскресении Его, войдя в Иерусалим, явились тогда многим. Сотник, руководивший казнью, а также те, кто с ним стерегли Иисуса, видя землетрясение и все бывшее, устрашились и говорили: Воистину Он был Сын Божий.

О том, где похоронен Иисус, спрашивают редко. Альтернативная версия его жизни предполагает, что он пережил распятие, бежал в Азию, где он поселился и продолжал проповедовать. Эту гипотезу должно подтверждать наличие в столице индийских штатов Кашмира и Джамму Сринагаре могилы мудреца по имени Юз Асаф (Yuz Аsaf), а также легенды о "пророке из сынов Израилевых", который проживал в этом регионе.

С точки зрения Церкви, могила Иисуса – это то место, в котором Иосиф из Аримафеи и Никодим возложили его тело. После двух дней была обнаружена пропажа. Но, как выяснилось, Христос воскрес и еще на протяжении 40 дней пребывал среди своих учеников, чьи свидетельства Церковь признает, как исторические факты, подтверждающие воскресение. По истечении этого срока, согласно Евангелиям от Луки и Марка, Иисус с апостолами пошли на гору Елеонскую, где произошло его восхождение. "Подняв руки, благословил их. И когда благословлял их, стал отдаляться от них и возноситься на небо", – говорит святой Лука. Таким образом, Иисус попрощался с миром, не оставив бренные останки.

Однако в эпоху просвещения Библию и описанные в ней события начали критиковать. Генрих Паулюс (1761–1851), немецкий рационалистический теолог, был сторонником гипотезы, что Иисус не умер на кресте, но впал в кому, из которой в недолгом времени пробудился. Эрнест Ренан (1823–1892), французский историк, своей книгой "жизнь Иисуса" (1863) вызвал волну возмущений и негодований. В ней он поведал миру, что чудесные действия вокруг Христа лишь миф.

Эти концепции заложили основу для современного видения Иисуса, как исторической личности. Вопрос о том, что с ним произошло после окончания деятельности на Святой Земле, продолжает являться своего рода табу. Исследователи неохотно принимают попытки ответить на него, поскольку не хотят конфликта с церковью и верующими. Однако следует признать, поскольку Иисус был человеком, его останки не могли исчезнуть просто так. Даже если он умер на кресте, его тело должно быть самой святой реликвией для последователей. Их отсутствие может означать, что Иисус пережил распятие и, возможно, ушел на Восток. И именно там следует искать его могилу.

Теория о том, что Иисус был в Индии, состоит из двух составляющих. Одна из них вращается вокруг таинственного Роза-Бал в Сринагаре, столице Кашмира. Хоть название местности может ассоциироваться с экзотикой и богатством, времена ее расцвета давно позади. Внешний вид мавзолея Роза-Бал отражает этот факт. Скромное здание с белыми стенами, прилегающее к мусульманскому кладбищу, скрывает останки легендарного мудреца, называемого местными жителями Юз Асаф, более известного как Иисус Христос.

Внутри Роза-Бал (дословно "Место мертвых") находится, защищенная деревянной конструкцией, гробница доисламского периода. Идентифицировать личность Юз Асафа призваны вырезанные в камне изображения раненных ног или, как считают некоторые, пробитых гвоздями. О самом мудреце известно мало. Первая информация о нем в письменных источниках появилась в восемнадцатом веке. Интересное упоминание имеется в судебных записях 1770 года. Они касаются дела о праве содержания гробницы под стражей.

"Юз Асаф пришел в долину во время правления Раджа Гопадатти (Raja Gopadatty) […] Был скромным и святым, и, хоть был из царского рода, отказался от всех земных удовольствий. Все время проводил в молитвах и медитации. Для народа Кашмира, который чтил идолов […] стал пророком, который до смерти проповедовал единство Бога. Юз Асаф был похоронен в Кханьяре (Chanjar) на берегу реки, в месте ныне известном, как Роза-Бал. В 871 году эпохи мусульманской там похоронен также Саид Насир-уд-Дин, потомок имама Мусы, который покоится рядом с Юз Асафом", – говорит источник.

Популяризатором идеи, что мавзолей Роза-Бал это место упокоения Иисуса Христа, был Мирза Гулам Ахмад (1835–1908), религиозный реформатор (большинством мусульман считается еретиком) и основатель сообщества Ахмадия, цель которого помощь развитию мирных исламских ценностей. В 1898 году он опубликовала книгу "Masih Hindustan Mein" (в Европе известна, как "Иисус в Индии"), в которой утверждал, что Христос, после ухода из Иудеи, подался через Персию и Афганистан в Индию.

Вывод Мирзы Гулама Ахмада основывался на анализе устных и письменных пересказов, которые указывали на то, что Юз Асаф не кто иной, как Исса, то есть Иисус в трактовке Корана. Верили в это и многие жители Сринагара. Согласно книге основателя Ахмадии, Христос следовал на Восток, чтобы искать там потерянных потомков колен Израилевых.

Бесспорно, что в Роза-Бал действительно похоронен какой-то святой человек. Проблема в том, что, по мнению ученых, в сознании местного населения информация об истории этого места может быть немного запутана. Имя Юз Асаф может исходить от Буд Асаф (Budasaf) или Юд Асаф (Yudasaf), так называли исламисты Будду (эти слова происходят от санскритского "boddhisatva"). Следует иметь ввиду, что Кашмир изначально был буддистским, а в ходе исламизации (период Султаната 14-16 век н.э.) большинство храмов были превращены в мечети.

Тем не менее, Роза-Бал и легенды не единственные следы присутствия в Кашмире человека, который мог бы быть Иисусом. Есть еще надпись с потолка храма Тахт-и-Сулейман (Трон Соломона) на озере Дал в Сринагаре, в которой говорится: "Колоны создал Бихишти Заргар, в год 54. Кваджа Рукун, сын Мурджан, построил эти колонны. В это время Юз Асаф объявил о своей пророческой миссии, в год 54. Он Иисус, пророк сынов Израиля".

Англоязычная литература, которая повторяет содержимое надписи, не определяет, как это имя звучало в оригинале. Если информация правдивая, то имя не может быть "Иисус", ведь это греческое производное имени, изначально оно звучало "Иешуа". Так же под вопросом и заявленная дата, поскольку неизвестно применяемое летоисчисление и возраст колонн. Ссылки на легенды о путешествующем Иисусе также сохранились в средневековых исламских летописях. В книге 15 века "Раузат Ас-Сафа" (Rauzat as-safa), описывающей жизнь царей и пророков, упоминается о нем в следующих словах: "Он был великий путешественник. Из своей страны он прибыл с несколькими учениками в Насибаин (Nasibain). И послал он их в город, чтобы учили они".

Вторая часть теории пребывания Иисуса в Индии связана с периодом, так называемых, недостающих лет его жизни, когда, согласно писаниям Св. Луки, "Иисус набирался мудрости" (хотя Евангелия не указывает где и как). В 1887 году во время поездки в гималайский Ладакх, называемый "маленьким Тибетом", Николай Нотович (1858-?), российский журналист, офицер и исследователь, узнал некоторые подробности. В монастыре Химис он наткнулся на рукопись о жизни Святого Иссы, который ему показался удивительно похожим на Иисуса.

"Когда достиг он 13 лет, то есть возраста, в котором израильтяне женили мальчиков, убогий дом его родителей стал местом встреч богатых и знаменитых людей, которые стремились сделать молодого Иссу своим зятем. Тогда он тайно ушел из дома, вышел из Иерусалима и с караванными купцами отправился в далекую страну Синд, дабы улучшить знания слов и изучать законы Великого Будды. Брахманы и кшатрии, которые слушали речи Иссы, обращенные к шудрам, решили его убить. Но один из шудр предупредил Иссу, и он оставил Джаганнатху и убежал в горы", - повествует рукопись, найденная в Химисе. Она также описывает возращение сына Божьего на родину, его деятельность в Израиле и смерть на кресте. "Когда солнце зашло, закончились мучения Иссы. Потерял он сознание, его душа освободилась от тела и воссоединилась с Богом".

Не менее спорная тема и предмет поиска Юз Асафа. Он пошел искать потомков, так называемых, 10 потерянных колен Израиля. С карты они исчезли, когда их страну оккупировали ассирийцы. На Ближнем Востоке и Индийском полуострове действительно существуют этнические группы и общины, традиции которых относятся к истории потерянных племен. Наиболее известными являются афганские пуштуны и Бней-Исраэль, сообщество индусов, которые признают себя потомками израильтян. Несмотря на годы изоляции, сохранились многочисленные еврейские традиции.

А может Иисус на самом деле пережил распятие и бежал в страну, где он мог рассчитывать на более радушное принятие, нежели у себя на родине? Идеи Мирзы Ахмада и Нотовича продолжает сегодня доктор Фида Хаснаин (Fida Hassnain), автор многих публикаций о тайной жизни Иисуса. Этим идеям трудно прорваться через барьер религиозной догмы и пассивности научного сообщества. Если в фольклоре Кашмира действительно существуют упоминания фигуры Христа, их не мешало бы изучить хотя бы в контексте религиозных исследований.

Рубеж XVIII-XIX вв.
Холст, масло
Плащаницей (с греч. Επιτάφιος) называется покров крупного формата, с изображением чина погребения Иисуса Христа или Богородицы.
Происхождение названия Плащаницы с изображением «Положения во гроб Господа нашего Иисуса Христа» связано с памятью событий Великой пятницы и Великой субботы, упоминаемых в четырех Евангелиях (от Мф. 57-60; от Мк. 15: 42-46; от Лк. 23: 50-53; от Ин. 19: 31-42).
Иосиф «из Аримафеи – города Иудейского», «член совета, человек добрый и правдивый» (от Лк. 23: 50-54) испросив разрешение у римского наместника Понтия Пилата, снял с креста тело Христа. Вместе с ним были Никодим и любимый ученик Спасителя – апостол Иоанн Богослов (Евангелие от Иоанна. 19: 38-42). Они обвили тело Спасителя погребальными пеленами – плащаницей, пропитанной ароматическими веществами (по составу - из мирровой смолы и алойного дерева) и положили в новой гробнице, высеченной в скале. Только в Евангелии от Иоанна упоминается об участии в погребении тайного последователя Христа – Никодима, принесшего обильные благовония. О том, что гробница Спасителя находилась в саду, рядом с Голгофой, упоминается тоже только евангелист Иоанн Богослов как свидетель всех крестных событий.
В христианском искусстве «Плащаницей» называется полотно с вышитым или живописным изображением положения Господа Иисуса Христа во гроб. По сохранившимся памятникам лицевого шитья, начиная с XIV в., известно, что в богослужении Великой Субботы использовался небольшой литургический покровец – «воздух».
По канону в иконографии «Плащаницы» в центре композиции изображается положение во гроб Иисуса Христа. Вокруг гробницы предстоящие святые и ангелы. У изголовья гроба Господня представлена плачущая Богородица, обнимающая сына. По свидетельству Евангелия от Иоанна в Воскресение – «в первый день недели» (от Ин. 20: 1-16) ко гробу пришли Мария Магдалина, апостол Петр, «другой ученик, которого любил Иисус» - апостол Иоанн. Издревле сложилась традиция изображения у гроба Спаса парящих ангелов. Ангелы стоящие у гроба Господа в руках держат рипиды. В повествованиях Евангелий о Воскресении упоминается о Ангелах. В подробном изложении событий, происшедших в страстную неделю, у евангелиста Иоанна Богослова о дне Воскресения говорится двух Ангелах, «в белом одеянии сидящих, одного у главы, а другого у ног, где лежало тело Иисуса» (от Ин. 19: 12), увиденных Марией Магдалиной. В Евангелии от Луки отмечается, что в погребении Христа участвовали и женщины, «пришедшие с Иисусом из Галилеи, и смотрели гроб, и как полагали Тело Его» (от Лк. 23: 55). Жены – мироносицы, Мария Магдалина, Иоанна, Мария Иаковлева и «другая с ними» (от Лк. 24: 10) пришли ко гробу с ароматами в Воскресение и были свидетелями явления им в гробнице: «вдруг предстали пред ними два мужа в одеждах блистающих» (от Лк. 24: 4). В Евангелии от Марка есть несколько дополнений к сведениям о последних земных днях Спасителя: «Он (Иосиф Аримафейский), купив плащаницу и сняв Его, обвил плащаницею и положил Его во гробе, который был высечен в скале; и привалил камень к двери гроба. Мария же Магдалина и Мария Иосиева смотрели, где Его полагали» (от Мк. 16: 46-47). Рано утром в Воскресение, придя ко гробу с ароматами Мария Магдалина, Мария Иаковлева и Саломия увидели в гробнице «юношу, сидящего на правой стороне, облеченного в белую одежду» (от Мк. 16: 5). В Евангелии от Матфея уточняется, что Тело Христа было положено Иосифом Аримафейским «в новом своем гробе» (от Мф. 27: 60). В момент погребения «были же там Мария Магдалина и другая Мария, которые сидели против гроба» (от Мф. 27: 61). В повествовании о субботнем дне евангелист Матфей говорит об охране гроба стражей, поставленной по просьбе первосвященников и фарисеев Понтием Пилатом, запечатавшем камень печатью (от Мф, 27: 62-66). О воскресном дне у Матфея есть несколько сведений, не встречаемых у других евангелистов. Когда «на рассвете первого дня недели» пришли ко гробу Мария Магдалина и «другая Мария», «сделалось великое землетрясение: ибо Ангел Господень, сошедший с небес, приступив, отвалил камень от двери гроба и сидел в нем; вид его был как молния, и одежда его бела как снег» (от Мф. 28: 2-3).
Особенностью иконографии памятника из коллекции А.Ф. Лихачева является содержание надписи по литературному источнику – по тропарю второго гласа Недели жен-мироносиц. В песнопениях воскресной службы исполняется на утрени второй глас Октоиха. В сокращенном виде он используется на утрени Великой субботы.
По периметру «Плащаницы» написан текст тропаря Великой Субботы, расположенного по часовой стрелке и начинающегося с левого верхнего угла плата: «Благообразный Иосиф с древа снем пречистое тело Твое, плащаницею обвив и вонями (благоуханиями) во гробе нове покрыв, положи».